Елена Ванслова - Ралли «Конская голова»
Иван подпрыгнул на месте и чуть не достал головой белой пелены потолка, висевшей над полом не менее чем в четырех метрах. "Однако! — подумал он. — Медицина у них действительно на высоте! И никаких машин… если только я не нахожусь внутри одной из них".
— Как вы себя чувствуете? — напомнил о себе баритон.
— Отлично! — искренне отозвался Иван, краснея от мысли, что вел себя не совсем сдержанно: за ним, несомненно, наблюдали.
— Пройдите в следующий зал.
Иван хотел спросить, где же дверь, но тут одна из стен исчезла, будто ее и не было, открыв вход в соседнее помещение.
Зал напоминал вычислительный центр: все пространство занимали ряды странных пультов, уже виденных им однажды, а напротив висел над полом, ни к чему не крепясь, гладкий черный диск. Из его глубины всплыла световая стрела и развернулась над ним в светящуюся надпись: "Внимание! Нулевой цикл!"
В зале никого не было, но стоило Ивану шагнуть вперед, как рядом с диском возник высокий молодой человек в свободной белой рубашке и голубых брюках. У него было открытое загорелое лицо с внимательными ярко-зелеными глазами, держался он естественно и был гармоничен в каждом жесте. Иван невольно вздохнул, понимая, в какую эпоху попал; в то, что это не сон, он уже поверил.
— Зовите меня Даниилом, — улыбнулся незнакомец. — Хотя я всего лишь виомфант. Проходите, садитесь.
Диск превратился в кресло, Иван сел. Удобно. В душе зашевелилось любопытство.
— Виомфант — ваша профессия?
Даниил засмеялся.
— Я всего лишь машина, искусственный интеллект третьего поколения, и нахожусь в действительности за сорок километров от этого места, а то, что вы видите, — видеопризрак, фантом.
Иван вспотел и больше не делал попыток заговорить.
Даниил извлек из воздуха легкий шлем с двумя штырями у висков, протянул Ивану. Шлем был ощутимо материален.
— Это ваш. Я отвечаю за вас во всех аспектах от здоровья до накопления информации, знаний быта и профессиональных знаний. Кстати, физика тела вас удовлетворяет? Нигде "не жмет"?
Говорил "призрак" по-русски безупречно, хотя Ивану все время чудился странный акцент — не то в интонации, не то в ударениях; в общем, даже машины говорили здесь хорошо, видимо, русский язык в третьем тысячелетии стал основным разговорным языком для всего человечества.
— А вас? — ответил вопросом на вопрос Иван.
Даниил снова засмеялся.
— Наверное, больше, чем вас лично, потому что вы ко многому не привыкли, а кое о чем и не догадываетесь. Ничего, сейчас пройдем нулевой цикл — быт, особенности языка, жизненно необходимая информация, и все станет на свои места. Небось хотите посмотреть Землю?
Иван молча натянул шлем. Что-то щелкнуло в наушниках, и он "поплыл" в дебри неведомых знаний.
Через три сеанса гипноучебы Иван освоился с жизнью Земли трехтысячного года настолько, что иной и не мыслил, а прошлую свою жизнь считал чуть ли не мифом. Но тут пошли тренировки по волейболу не только через информационно-психологические комплексы, но и реальные — на площадках, в залах, и Иван полностью отдался своей страсти, не имевшей выхода в реальности двадцатого столетия.
Волейбол тридцатого века отличался от волейбола двадцатого не только количественно-цифровыми показателями высоты сетки, размерами площадки и так далее, но и качественно, соответственно всем раскрывшимся возможностям человеческого тела и его технического гения. Единственное, что напоминало Ивану знакомую ему спортивную игру, — традиционно сохранившаяся форма игрового поля, сетка, разделявшая площадки, и мяч, напичканный, правда, современной молекулярной техникой — для облегчения судейства. Конечно, сетка была гораздо выше, чем в его время, — верхняя ее кромка устанавливалась на высоте трех метров шести сантиметров от пола, но все же это была нормальная волейбольная сетка. В остальном все было иначе.
Во-первых, инженерно-техническое сопровождение игры: сила тяжести на площадках устанавливалась равной девяноста трем сотым земной, вся зона игры охватывалась специальным барьером, и над ней свободно плавали в воздухе плоские диски кибер-судей; каждая ошибка игроков классифицировалась мгновенно, и тут же звучала определенная музыкальная гамма, по которой зрители без помощи судьи-информатора могли установить вид допущенной ошибки.
Во-вторых, и это было главным, игра проходила как в пространстве, так и во времени! То есть игрок по желанию при подаче мяча мог посылать его не только в определенную точку площадки противника, но и "смещать" мяч "по оси" времени в будущее в пределах полуминуты, для чего площадки ориентировались еще и в хронополе. Если мяч при подаче перемещался и во времени, то игроки подающей команды имели право тут же подать мяч повторно, но уже без смещения во времени, что всегда и делалось всеми командами без исключения. Зрительно это выглядело так, будто мяч при подаче исчезал в никуда и возникал в пространстве игры в тот момент, когда кончалось время посыла его в будущее. Пока отыгрывалась обычная подача, могла прийти первая — со сдвигом во времени, и надо было успеть отреагировать, принять подачу, выдать пас и нанести ответный удар, и были случаи, когда над площадками летали сразу два мяча и обе команды выпускали на поле седьмого игрока, так называемого засадного. Поэтому остановок в игре не было, напряжение матча не спадало от начала до конца сета, завораживая болельщиков волейбола внезапностью и красотой комбинаций.
К концу третьей недели тренировок Иван вошел в основной состав сборной команды Земли по волейболу. До начала Олимпийских Игр оставалось чуть более трех месяцев.
Волейбольный турнир Олимпиады проходил на Земле, в спортивном зале комплекса "Россия", сооружении, начало которому дали спортивные постройки Москвы далекого двадцать первого века.
Иван, стоя на километровой башне обозрения, смотрел на панораму города трехтысячного года, по привычке называя эту цифру, в то время как по современному календарю шел тысяча восемьдесят третий год, и думал, что фантасты его родного времени не ошиблись в главном: Земля коммунистической эры представляла собой сплошной город-лес, именно лес, первобытный, с буреломами, чащами и даже непроходимыми топями. Это не означало, конечно, что за лесом не ухаживали, но наравне с ухоженными парками, рощами, садами, очищенными от лесного мусора дендрариями, выращенными вокруг комплексов зданий, существовали неприступная тайга, джунгли, сельва и болота. Человек тысяча восемьдесят третьего года коммунистической эры предпочитал видеть Землю естественной, такой, какой она была до него, разве что помогал быть ей красивой и первозданной, направляя эволюцию природы так, чтобы выгодно было обоим: и природе, и человеку.
