Алексей Калугин - Вестник смерти
Видя, что другой янычар успевает добежать до палатки, Антип отпустил полог и сделал два шага в сторону от входа.
Янычар влетел в палатку и замер на месте, с ужасом глядя на лежащего в луже крови Халима. Затем лицо его медленно обратилось в сторону притаившегося в тени убийцы. Антип узнал в янычаре своего заботливого стража Садара. Увидев в руке Антипа нож, Садар бросил саблю на землю и обреченно поднял руки, показывая, что у него нет другого оружия. На губах его появилась робкая и немного заискивающая улыбка. Янычар сдавался в плен, надеясь, что Антип защитит его от огромного волка с горящими глазами и пастью, похожей на огнедышащую бездну, и неистового воина, меч которого был подобен разящей молнии.
Антип улыбнулся Садару в ответ и, подойдя к нему, быстро, без замаха, вонзил нож янычару в живот, точно так же, как чуть раньше проделал это с Халимом. И снова он испытал восторженный трепет, когда нож легко, почти без сопротивления, вошел в живую плоть. Антипу казалось, что он чувствует, как живое тепло человеческого тела перетекает в него через металлическую рукоятку ножа.
Антип взглянул в глаза умирающего янычара, надеясь увидеть в них хотя бы слабый отсвет той последней истины, которая открывается человеку только в момент смерти. Он хотел знать, что находится там, за той чертой, откуда никто не возвращается. Что испытывает человек, переступая грань, разделяющую жизнь и смерть? Ни с чем не сравнимый ужас перед вечным падением в пустоту? Или, может быть, радостное облегчение от того, что бремя земной жизни наконец-то скинуто с уставших плеч? Но в глазах умирающего янычара Антип увидел только удивление – Садар не мог понять, за что его убил человек, которому он не сделал ничего плохого?
Чуть раздвинув губы, Антип сделал глубокий вдох и провел ножом в сторону, расширяя рану в животе янычара. Последний свет жизни погас в глазах Садара, но каким-то чудом он все еще стоял на ногах. Затем мертвое тело покачнулось и начало заваливаться на Антипа. Антип посторонился и толкнул мертвого янычара в плечо. Садар упал на землю, зарывшись лицом в истоптанную траву.
Антип посмотрел на лезвие ножа, отсвечивающее бледным, чуть голубоватым огнем, и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, сунул нож за голенище. Окинув напоследок взглядом палатку старшего янычара и не найдя в ней ничего достойного внимания, он откинул полог и вышел в ночь.
Возле костра лицом вниз, боясь пошевелиться, лежали пятеро янычар, за которыми внимательно присматривал Волк.
Хорн сидел на бревне, положив меч на колени.
– Сколько? – спросил он у подошедшего к нему Антипа.
– Двое, – ответил Антип, верно истолковав вопрос Хорна.
Волчатник поджал губы и медленно наклонил голову, словно пытаясь рассмотреть что-то, лежавшее на земле возле его ног.
– Это было необходимо? – спросил он у Антипа.
Антип непонимающе посмотрел на Хорна.
– Мы с Волком не убили ни одного, – сказал Хорн, указав взглядом на лежавших на земле янычар.
– У меня была иная ситуация, – спокойно ответил Антип.
– Ну и как ты себя после этого чувствуешь? – с интересом посмотрел на парня Хорн.
Антип неопределенно дернул плечом, сделав вид, что не понял, о чем спрашивает его Волчатник. Разве колдун способен понять чувства живого человека? Да и, в конце концов, какое чужаку дело до того, что происходит в Бескрайнем мире? Если в какой-то момент пути Антипа и того, кто называет себя Хорном из рода Волчатников, пересеклись, то это вовсе не означает, что и дальше они пойдут вместе.
– Мы можем взять лошадей янычар, – предложил Антип. – Меняя лошадей, мы доскачем до Тартаканда за пару дней.
– Там-то нас и повяжут, – мрачно усмехнулся Хорн.
– А ты что предлагаешь? – с чувством уязвленной гордости вскинул подбородок Антип.
– Была у меня хорошая идея, – сказал, глядя на Волка, Хорн. – Хотел я добраться до Тартаканда морем. Даже договорился уже с одним капитаном, отдав ему в качестве платы конопляную тянучку, которой мы в Уртане разжились. Да только не сложилось – перед самым отплытием явился ко мне Луконя и сообщил, что ты в беду попал.
Услышав такое, Антип скептически поджал губы: можно подумать, что Хорн так прямо сразу и бросился ему на помощь, забыв о своих делах. Нет, раз уж колдун решил вызволить Антипа из плена, значит, были у него на то какие-то свои резоны. Вот только какие именно – это неплохо было бы выяснить, раз уж им снова предстоит путешествовать вместе.
– Между прочим, янычары так и предполагали, что ты отправишься в Тартаканд морем, – небрежно заметил Антип.
– Серьезно? – изобразил удивление Хорн. – Должно быть, среди них есть ясновидящий. Иначе как еще они могли узнать, что из Уртана я направился в Сураз?
Антип снова проигнорировал вопрос Хорна.
– Ну, так что будем делать? – спросил он.
– Ты собираешься обсуждать это при янычарах? – снова удивленно посмотрел на Антипа Хорн.
Антип мельком глянул на лежавших на земле пленных.
– А ты собираешься их отпустить?
Вопрос был задан таким тоном, чтобы Хорну сразу стало ясно, что у Антипа на этот счет иное мнение.
Хорн все правильно понял. Поднявшись на ноги, он кинул меч в ножны.
– Мы уходим, – сказал он.
– Куда? – не двигаясь с места, спросил Антип.
– Узнаешь, когда придем.
Хорн сделал знак Волку и, даже не взглянув на Антипа, зашагал прочь от лагеря, в центре которого дымил уже почти прогоревший костер.
Янычары остались лежать на земле. Неподвижные, они казались беспомощными, как овцы, отданные на заклание. Взглянув на них, Антип невольно испытал искушение вновь пустить в дело свой нож, чтобы еще раз вкусить сладкий дурман всевластия. Его остановило только то, что Хорн и Волк, которые даже и не думали останавливаться, вот-вот могли раствориться в темноте и навсегда исчезнуть. А поскольку теперь Антип стал таким же объектом охоты со стороны людей Гудри-хана, как и тот, кто называл себя Волчатником, ему не оставалось ничего иного, как только следовать за Хорном, который, похоже, знал, что делает.
Догнав Хорна, Антип пристроился у него за спиной, стараясь шагать в ногу с провожатым. И вдруг, глядя на то, как ходят под рубашкой лопатки Хорна, Антип подумал, как просто было бы вогнать между ними нож. Испугавшись собственных мыслей, Антип быстро сделал шаг в сторону, чтобы не видеть перед собой незащищенную спину Хорна. Он сам не мог понять, что с ним вдруг такое произошло? Почему этой ночью он думал только об убийствах? Что было тому причиной? Неужели только то, что у него в руках вновь оказался нож вестника смерти? Выходит, что за то недолгое время, что они были поврозь, Антип разучился контролировать собственные эмоции? Или же желание его вернуть нож было настолько велико, что, воспользовавшись этим, нож без труда завладел его душой?..
