Адам Робертс - Соль
Жан-Пьер отправился в поиск через несколько минут после окончания утреннего Шепота — к тому времени его подчиненные уже принесли мне отчеты — и три часа двигался по опасному району.
На четвертый час он встретил группу людей и обменялся с ними несколькими выстрелами, но наша огневая мощь превосходила вражескую, и свора разбойников в панике отступила. Конечно, мой Жан-Пьер последовал за ними. Может, его заманили в ловушку? Неужели эти дьяволы намеренно вели его за собой, завлекали все дальше в глубокие темные горные пещеры? Но мы не можем добавлять в рассказ собственные домыслы, как бы правдоподобны они ни были. Он собрал людей и бросился в погоню, настиг противника в считанные минуты и начал преследовать их по пересеченной местности.
Жан-Пьер — не подумав, по словам одного лейтенанта и мудро — словам другого; но ни один из них не понимал храбрости моего мальчика так, как я, — превосходная смелость совершенная чистота, — так вот, потом Жан-Пьер последовал за врагом в горную пещеру и попал под сильный перекрестный огонь.
В отчетах не указывается, как восприняли это солдаты. Точно так же не передают сухие факты и остроту ситуации и внезапное жуткое осознание опасности, бесшумный блеск игл в наполненном солнцем воздухе.
Я ощущаю близость к его душе, когда переживаю заново этот момент.
Итак, Жан-Пьер попытался отступить, но обнаружил, что вражеский отряд обошел его с тыла. Многие из наших людей получили тяжелые ранения. В отчетах говорится, что солдаты падали, утыканные иглами, и, даже умирая, не переставали стрелять.
Умение и навыки Жан-Пьера позволили его группе перестроиться. Сенарцы начали прорываться сквозь заслон. Потом наши отступили, а что бы на их месте сделали вы под постоянным огнем, преследуемые многочисленным отрядом противника? Сенарцы отошли в образцовом порядке и, в конце концов, прорвались на открытое место — холм, спускавшийся к берегу моря, откуда уже можно было увидеть новый город.
Три четверти наших солдат мы потеряли, ни один не избежал ранения, но мой Жан-Пьер выжил и смог провести своих людей к побережью с подобающим достоинством. В том-то и насмешка судьбы. Когда до первых строений остались считанные метры, за несколько минут до торжественной встречи, в тело нашего великого воина вонзилась игла.
В отчетах происшествие отразили в деталях, еще раз подтвердив, что трагедия иногда прячется под маской комедии. Говорят, наши бойцы вышли на соляную пустошь. Что им осталось несколько сотен метров до главных ворот в город, что они уже ясно видели лица друзей, стоявших там, когда Жан-Пьер — солдаты, конечно, не называли его по имени, но я не могу заставить себя испортить повествование, обозначая моего дорогого мальчика военным званием и только, — внезапно споткнулся и растянулся на земле, как ребенок. Наверное, кто-то даже засмеялся. Солдаты — известные весельчаки. Но Жан-Пьер не поднялся.
Потом лейтенант наклонился к нему, чтобы помочь встать, но через секунду выпрямился и отшатнулся назад, крича от боли. Над ним тоже некоторые начали смеяться, но вскоре всем стало вовсе не до смеха.
Лейтенанта ранили иглой в плечо, а мой любимый Жан-Пьер умер, ему выстрелили сзади в горло, игла торчала из адамова яблока на полметра. И здесь я покидаю его, пока товарищи бросаются на землю, ищут прикрытие и открывают ответный огонь — но вот куда? — пока его товарищи, с которыми он дрался бок о бок с такой яростью, разбегаются от него в разные стороны. Как мог снайпер выбрать именно Жан-Пьера? Его нельзя отличить от подчиненных по одежде, потому что мы не собирались давать врагу шанс обезглавливать наши отряды в самом начале боя. Он носил ту же темно-синюю военную форму, ту же маску на все лицо, что и простые солдаты. Как злобный Змий узнал, кого укусить, чтобы причинить столько боли? Сатана поймал удачу за хвост; Божьи создания несчастны, потому что их судьбу нельзя предугадать. Так сказал один мой знакомый религиозный деятель. Верю ли я ему?
Верю ли я ему? Какая разница. Мой мальчик, мой дорогой мальчик все равно мертв.
Но война должна продолжаться. Весь народ нельзя лишить свободы только из-за смерти одного, пусть величайшего в истории, человека.
Я приказал привезти тело Жан-Пьера домой и на собственные деньги устроил пышные похороны. Я проследил, чтобы его заключили в соляную глыбу. Он был героем! Тело героя нельзя просто закопать в компост, чтобы потом на нем росли какие-то овощи! Мои враги, в Сенаре, кажется, не могут никак понять это разделение людей: говорят, закон для всех один! Ирония судьбы! Кто защищал этот самый их закон, который они так превозносят? Именно он.
Я посещал его могилу сегодня утром, перед тем, как писать это.
Но горечь не покидает меня. Когда я думаю о толпах радостных сенарцев, которые собрались на церемонии при закладывании первого камня первого фундамента в нашем городе, меня шокирует и лично задевает слишком малое количество людей, присутствовавших на похоронах. Враги рассказывали мне, что многие не пришли в знак протеста против продолжения войны, против самого факта существования войны! Ложь. Как легко страшная болезнь разъедает тело политики. Но я все еще вижу небольшую группу истощенных, бледных людей у гроба, оскорбление для великого человека. Мало кто удосужился явиться, но те, которые все же пришли, носили такую ободранную одежду, что казалось, сами лохмотья выражали протест, а исхудавшие руки и ноги, опавшие, похожие на обтянутые кожей черепа, лица взывали к мятежу. Народ — это часть моего существа. Поэтому я не трону их. Но он все равно останется лучшим.
ПЕТЯ
Я умираю.
Теперь боль почти нестерпима, водка мало помогает. Но я боролся и продолжаю бороться.
Я стал тем, кого раньше презирал всем сердцем, и, кажется, поступил правильно, потому очень многие погибли. Теперь привычка командовать стала моей второй натурой, я спокойно говорю «владеть» и «иметь». Так и проходит война. Последние птицы умерли вчера. Лишь немногие сумели пережить сенарскую атаку, они сидели в маленьких клетках. Но и эти создания долго не выдержали. Последняя коноплянка потеряла все свои перья и в конце концов отказалась есть.
Многие люди мигрировали на северное побережье и прижились в какой-то мере в Смите. Меня это не касается. Некоторые остались с нами в горах. Но алсиане изменились, никто не похож на себя прежнего. Мы заразились иерархической заразой — или по крайней мере так мне показалось. Мужчины и Женщины живут парами, они остаются вместе во время вынашивания и рождения ребенка. Мне кажется, в этом все же есть что-то противоестественное.
Я боролся и боролся. Недавно у меня отказали ноги. Рак проник в лимфатические вены и узлы, а лечение не давало ожидаемых результатов. Руки все еще функционируют, но ноги увяли и почернели — может, даже больше от медикаментов, чем от самой болезни. Немного от меня осталось.
