Уилбур Смит - Свирепая справедливость
В Лондон прилетела Синтия, и Питер вновь пережил ужасы их брака.
- Все, кто рядом с тобой, страдают, Питер. Теперь очередь Мелиссы-Джейн.
Он не мог избежать ее, ее обвинений, потому что она все время была рядом с Мелиссой-Джейн. Выдерживал ее упреки и ядовитые обвинения и думал: неужели когда-то она была веселой, молодой и привлекательной? Она на два года моложе его, но тело у нее уже бесформенное, а думает она так, словно на двадцать лет старше.
Мелисса-Джейн оправлялась под действием антибиотиков с чудотворной быстротой, и хотя была еще бледна и худа, на третий день ее выписали, и Питер и Синтия в последний раз принялись ссориться, Мелисса-Джейн сидела между ними.
- Мама, я еще боюсь. Можно, я поеду с папой? Всего на несколько дней?
Наконец Синтия со вздохом и обиженным видом согласилась, и оба они почувствовали себя виноватыми. По дороге в "Тисовое Аббатство", куда их пригласил пожить Стивен, пока Мелисса-Джейн не поправится, она сидела рядом с ним тихо, левая рука еще на перевязи, а на пальце белая повязка. Она заговорила, только когда они у "Хитроу" свернули на дорогу М4.
- Я все время знала, что ты придешь. Не могу многого вспомнить. Всегда было темно, и кружилась голова, все вокруг менялась. Я смотрела на лицо, а оно расплывалось, и потом оказывался кто-то другой...
- Тебе давали наркотики, - объяснил Питер.
- Да, я знаю. Помню уколы... - Она рефлекторно потерла предплечье и вздрогнула. - Но даже тогда я знала, что ты придешь за мной. Помню, как лежала в темноте и слушала, ждала твой голос...
Было сильное искушение делать вид, что ничего не случилось, и до сих пор Мелисса-Джейн об этом не говорила, но Питер знал, что должен дать ей выговориться.
- Хочешь рассказать мне, дорогая? - мягко спросил он, понимая, что это важно для выздоровления. Молча слушал, а она вспоминала обрывки разговоров и впечатлений, искаженные наркотиками. И когда она говорила о смуглом человеке, в голосе ее снова звучал ужас.
- Он иногда смотрел на меня. Я помню, как он смотрел на меня... - И Питер вспомнил холодные глаза убийцы.
- Сейчас он мертв, дорогая.
- Да, я знаю. Мне сказали. - Она помолчала, потом снова заговорила. Он очень отличался от второго, седого. Тот, старый, мне нравился. Его звали доктор Джеймисон.
- Откуда ты знаешь? - спросил Питер.
- Так его называл смуглый. - Она улыбнулась. - Доктор Джеймисон. От него всегда пахло микстурой от кашля, и он мне нравился...
Тот самый, что произвел ампутацию и отрезал бы и руку, мрачно подумал Питер.
- А еще одного я не видела. Я знала, что он здесь, но никогда его не видела.
- Еще одного? - Питер резко повернулся к ней. - Какого, дорогая?
- Был еще один. И даже смуглый его боялся. Они все его боялись.
- Ты его не видела?
- Нет, но они все время о нем говорили, спорили, что он сделает...
- Ты помнишь его имя? - спросил Питер, и Мелисса-Джейн сосредоточенно нахмурилась.
- У него было имя?
- Обычно они просто говорили "он", но да, я помню. Смуглый называл его Каспером.
- Каспером?
- Нет, не Каспером. Не могу вспомнить. - В голосе ее прозвучала нотка ужаса, он стал резок.
- Не волнуйся. - Питер попытался ее успокоить, но она раздраженно покачала головой.
- Не Каспер, но что-то похожее. Я знаю, это из-за него все со мной произошло. Они просто делали, что он им велел. Его я по-настоящему боялась. - Она всхлипнула и выпрямилась на сидении.
- Все кончено, дорогая. - Питер свернул к обочине и остановил машину. Обнял ее, она оставалась напряженной, тело ее дрожало. Питер встревожился и прижал ее к груди.
- Калиф! - прошептала она. - Так его звали. Калиф! - Она расслабилась, прижавшись к нему, и вздохнула. Дрожь прекратилась. Питер продолжал держать ее, пытаясь справиться с нахлынувшим на него гневом, и прошло какое-то время, прежде чем он понял, что Мелисса-Джейн уснула.
Как будто это имя вызвало катарсис, освобождение от ужаса, и теперь она готова к быстрому выздоровлению.
Питер уложил ее на сидение и укрыл ангорским ковром. Потом снова поехал, но каждые несколько секунд посматривал на нее, чтобы убедиться, что она спокойно спит.
Из "Тисового Аббатства" Питер дважды звонил Магде Альтман, оба раза по ее личному номеру, но ее не было, и она не оставила для Питера никаких сообщений. Прошло уже пять дней после "Дельты", когда освободили Мелиссу-Джейн, а он все не мог с ней связаться. Она как будто совершенно исчезла, и Питер размышлял над этим в течение спокойных дней, которые проводил почти наедине с дочерью.
Потом в "Тисовое Аббатство" приехал Кингстон Паркер, и сэр Стивен Страйд радовался, что у него в гостях такой видный политик.
Обаяние Кингстона Паркера заполнило весь старый дом. Когда он хотел этого, сопротивляться его обаянию было невозможно. Стивен восхищался им, особенно когда обнаружил, что наряду со своей репутации либерала и борца за человеческие права, Паркер защищает капиталистическую систему и считает, что его страна должна серьезней относиться к своему долгу перед Западным миром. Оба они сожалели об отказе от программы создания бомбардировщика Б1, о затяжках в осуществлении нейтронной бомбы, о перестройке американской системы разведки. Большую часть первого дня они провели в отделанном красным деревом кабинете Стивена, изучая взгляды друг друга, и вышли оттуда друзьями.
Выйдя, Паркер завершил завоевание семьи Стивена, продемонстрировав, что разделяет научные познания Патриции Страйд и ее любовь к античному фарфору. Теплота по отношению к Мелиссе-Джейн, радость от ее освобождения были слишком непосредственны, чтобы не быть искренними. И совершенно он завоевал юную леди, когда вместе с ней прошел в конюшню, познакомился с Флоренс Найтингейл и показал, что является знатоком лошадей.
- Хороший человек. Мне он кажется человеком чести, - сказала Питеру Мелисса-Джейн, когда он вечером зашел к ней в спальню пожелать спокойной ночи. - Он такой добрый и интересный. - И сразу, чтобы он не усомнился в ее верности, добавила: - Но ты по-прежнему мой самый любимый мужчина во всем мире.
Она почти совершенно оправилась, и, присоединяясь к обществу, Питер удивлялся устойчивости молодого тела и мозга.
Как обычно, за обедом в "Тисовом Аббатстве" собралось блестящее общество, и центром его был Кингстон Паркер. Но потом они с Питером обменялись взглядом над покрытым серебром и украшенным свечами столом Пат Страйд, оставили остальных за портвейном, коньяком и сигарами и незаметно выскользнули в огражденный стенами розарий.
Пошли по скрипящей гравием тропинке, Кингстон Паркер достал свою пенковую трубку и негромко заговорил. Однажды негромко кашлянул его телохранитель, державшийся так, чтобы не слышать разговора, но это было единственной помехой, а весенний вечер был тихим и ароматным. Разговор их совершенно не соответствовал окружению - разговор о смерти и насилии, о правильном и неправильном пользовании властью, об огромных суммах, которые перемещает какая-то одинокая загадочная фигура.
