Сергей Лукьяненко - «Л» – значит люди (Сборник)
Последнюю фразу он произнес с мечтательным выражением, словно смакуя предстоящий позор.
– Почему не можешь? – Я поправил очки и растерянно оглядел бесконечный ряд дублей. – Прикажи им, пусть толкают Колесо, со своей бесконечной силой… черт бы ее побрал!
Одно из стоящих вблизи изваяний слегка шевельнулось. Витька вперил в него грозный взгляд, и черт окаменел вторично.
– Глаз нет, да? Совсем слепой? – с акцентом Амперяна, но с собственной грубостью поинтересовался Корнеев. – Лопнул обод у Колеса, видишь?
Я подошел к Колесу и убедился, что двухметровой ширины лента действительно разделена тонкой щелью. Концы разрыва подрагивали, словно кончики стальной пружины.
– А зарастить нельзя? – шепотом поинтересовался я. – Ты же… это… умеешь. Помнишь, червонец мне склеил?
Витька грустно кивнул. И докончил свой печальный рассказ.
Оказывается, когда Колесо Фортуны остановилось, оно тут же лопнуло. Концы обода стали дергаться, носиться по залу, разбрасывая дублей и перекручиваясь во все стороны. Когда наконец ошалевшие от неожиданности дубли и перепуганный, а от этого грубый более, чем обычно, Корнеев поймали их, установить, где левая, а где правая сторона, где верх, а где низ ленты уже не представлялось возможным. Корнеев кое-как совместил концы порванного обода, но уверенности в своей правоте не имел.
– Что, если я его лентой Мебиуса соединил? – хмуро сказал он. – Что будет?
Я пожал плечами. Корнеев, слегка подпрыгивая на ободе и светясь все более энергично, стал рассуждать:
– Может так получиться, что любая наша удача превратится в неудачу. И наоборот. Или же удачи и неудачи сольются воедино…
Увлекшись, он перегнулся назад и, кувыркнувшись через обод Колеса, полетел вниз.
– Знаешь, Витька, – садясь для безопасности на пол, сказал я, – лучше уж соединение удач и неудач, чем сплошная невезуха.
– Невезуха, – потирая затылок, горько сказал Корнеев. – Надо это прекращать…
– Я-то зачем тебе понадобился? Рассчитать, правильно ли соединен обод? Это я и без «Алдана» скажу. Пятьдесят на пятьдесят.
– Понимаю, – неожиданно мягко признался Корнеев. – Но не могу же я сейчас сам решать, правильно ли Колесо соединено! Я же теперь невезучий, обязательно ошибусь!
– А я везучий? Мой совет тебе не поможет!
– Понял уже…
Мы немного помолчали, разглядывая неподвижное Колесо Фортуны. Господи, ну и дела! Что сейчас с людьми происходит! Есть, конечно, и счастливчики…
– Витька! – прозревая, завопил я. – Нужно спросить у человека, которому везет! Он не ошибется!
– А кому везет? – тупо спросил Корнеев. Временами он был самим собой.
– Амперяну. Точно знаю, он универсальный гореутолитель сублимировал.
– Сейчас спросим, – оживившись, сказал Корнеев, доставая из воздуха телефонную трубку. Послышались долгие гудки.
– Амперян сейчас дома, я его спать отправил, – торопливо подсказал я. Витька отмахнулся – не важно.
Трубку наконец-то взяли.
– Эдик! – громовым голосом заорал Корнеев. – Извини, что разбудил, это Сашка, дубина, настоял. Скажи только одно – и можешь вешать трубку: правильно соединили?
– Нет, – буркнул Амперян чужим со сна голосом и повесил трубку.
Витька небрежным жестом растворил в воздухе свою и радостно улыбнулся:
– Видишь, Привалов, получилось! Бывают и у тебя озарения!
Он небрежно схватился за один край порванного обода и без всяких видимых усилий перевернул его на сто восемьдесят градусов. Интересно, а в ту ли сторону повернул?
– Корнеев… – неуверенно начал я. Но Витька не реагировал. Он был сторонником разделения умственного и физического труда, так что в процессе работы думал мало, а на внешние раздражители не реагировал.
Двумя уверенными пассами, без всяких дилетантских заклинаний, даже не заглядывая в «Карманный астрологический ежегодник АН», Корнеев восстановил целостность Колеса Фортуны. Потом окинул взглядом бесконечную, а точнее – двусторонне бесконечную череду дублей и громко скомандовал:
– Нава-лись!
Как ни странно, дубли такую странную команду поняли. И даже толкнули в одну и ту же сторону. Колесо заскрипело и начало вращаться. Правда, пожалуй, быстрее, чем раньше. Я достал из кармана сигареты, закурил… Выронил сигарету, но возле самого пола поймал ее. Снова сунул в рот, но горящим концом. Вовремя это понял и перевернул фильтром к губам. Сигарета уже успела потухнуть.
– Корнеев, – умоляюще прошептал я, – притормози его! Слишком быстро вращается, удача за неудачей…
Сигарета зажглась сама по себе. Я бросил ее на пол и затоптал – а то еще взорвется…
Витька с дублями навалились на Колесо, и то начало притормаживать.
– Глянь по пульту, Привалов! – велел Корнеев. – Там есть тахометр, стрелка должна быть на зеленом секторе.
Я подошел к пульту. С некоторым трудом нашел тахометр, явно переделанный из зиловского спидометра. Поглядел на стрелку, подползающую к зеленой черте, и скомандовал Корнееву остановку.
Колесо вращалось, тихо гудя. Корнеев утер со лба пот, потом кивнул дублям, и те дематериализовались.
– Нормально, Сашка? – поинтересовался Корнеев.
Я подозрительно огляделся. Закрыл глаза и подпрыгнул на одной ножке. Не упал.
– Нормально, – с облегчением сказал я. – Что, пойду я работать?
– Валяй-валяй! – жизнерадостно заорал Витька. – Мне еще чертей расколдовывать да память им заговаривать, меньше будешь под ногами мешаться…
Вздохнув, я вышел из машинного, на прощание мстительно бросив Корнееву:
– Вот будет удивительно, если никто из магистров не узнает о твоих художествах…
Оставив Витьку размышлять над этим оптимистическим заявлением, я пошел к себе, в электронный зал. Фортуна явно повернулась ко мне, я не спотыкался, не налетал на встречных, вежливо поздоровался с Кивриным, одолжил считавшему посреди коридора Амперяну свою логарифмическую линейку, вызвал лифт…
И побежал обратно. Амперян, виртуозно пользуясь линейкой, что-то подсчитывал, записывая в блокнот.
– Давно из дому, Эдик? – вкрадчиво поинтересовался я.
– С утра, – не поднимая глаз от формул, в которых я опознал уравнение Сташефа-Кампа, ответил Эдик.
– Ты же с Ойра-Ойрой… тьфу, с дублем его, домой пошел!
– Ну… – Эдик поднял на меня задумчивый взгляд и объяснил: – Пошел. А потом думаю: чего я на кровати буду валяться, радостный и довольный, когда тут самая работа начинается? Выпил антигореутолитель и стал экономическую целесообразность процесса подсчитывать.
– Целесообразно? – не зная, как подступиться к главному, спросил я.
– Не знаю, – хмуро признался Эдик. Удача, похоже, его покинула.
