Виктор Меньшов - Я боялся - пока был живой
- Вы же все замки вырвали! - ахнула Нинель.
- Подумаешь! - я небрежно махнул рукой. - Наружные замки - это дребедень. Главное - запереться изнутри.
- Да как же мы запремся изнутри, если вы замки с мясом поотрывали? чуть не плача спросила Нинель.
- А вот это что такое по-вашему? - спросил я, радостно размахивая кочергой. - Универсальный внутренний замок, вот что это такое! Демонстрирую! Оп-па!
И я всадил кочергу в ручку двери, заперев ее за вошедшим последним в квартиру Арнольдиком, который смущенно закашлялся:
- Там, за дверями, некоторым образом, остался ваш Петюня, - сообщил он.
- Возле ваших дверей есть коврик? - озабоченно спросил я.
- Есть, - недоуменно ответила Нинель. - А зачем вам коврик? Он старенький и пыльный.
- Вот это именно то, что нужно! - кивнул я. - Петюня! Сынок! Ты там подремли пока!
И заметив недоуменный взгляд Нинели, пояснил:
- Любит он коврики, шалунишка!
Я блаженно потянулся в кресле и порекомендовал старичкам:
- Вы устраивайтесь, приводите себя в порядок, готовьте обед, а за обедом мы с вами обсудим текущее положение дел, и что нам предстоит предпринять для того, чтобы избежать дальнейших неприятностей.
Чтобы не смущать старичков, я сделал вид, что задремал, наблюдая за ними сквозь опущенные ресницы, которые слегка щекотали мне губу.
Нинель, приняв душ, сидела в кресле, обмотав голову полотенцем. Арнольдик носился по квартире. Нинель слабым голосом попросила его:
- Дорогой, прекрати, пожалуйста, бегать. Ты, наверное, голоден, подогрей себе супчик... И, кстати, ты поменял брючки?
Арнольдик отозвался весьма сердито:
- Дорогая, я не забыл поменять брючки, хотя воспитанные люди о таких вещах не спрашивают. А супчик я уже поставил греться.
- Ну что ты кипятишься, дорогой? Я понимаю, что все это от нервов, но ты же ни в чем не виноват! Это я ударила этого бугая.
- Да разве об этом речь? - схватился за голову Арнольдик. - Надо думать о том, что мы будем делать, когда милиция придет нас арестовывать. А она явится с минуты на минуту, уверяю тебя. Надо решить, что мы будем говорить им, а мы бог знает о чем разговариваем.
- А о чем мы должны разговаривать? О любви, дорогой мой, уже все рассказано, как пелось в некогда популярной песенке. А про всякую глупость просто не хочется говорить. Ну, придет милиция, ну и что? Расскажем им все, как было.
Арнольдик возмущенно запротестовал:
- Ну уж нет! Так совсем не годится! Я скажу, что это я его ударил! Я все же мужчина!
Нинель притянула его к себе и, поцеловав в лоб, отпустила.
- Милый ты мой, каждый должен отвечать, если уж придется, только за им содеянное.
- Но меня-то наверняка простят! Я воевал! Я работал! Я заслужил...
- Вот и получишь, что заслужил, если будешь на себя наговаривать. Помалкивай лучше, тоже мне, Дон-Кихот.
- Почему это я должен помалкивать?! - взвился Арнольдик.
Но спор их прервал требовательный звонок в двери. Звонок был узнаваем: так всегда звонит Неприятность.
Старички переглянулись, Нинель встала с кресла, поцеловала в макушку сидевшего рядом Арнольдика, и попросила его:
- Открой, пожалуйста, милый, я что-то трушу немножко.
Арнольдик нерешительно затоптался на месте:
- Может быть скажем, что нас никого нет дома? - неуверенно предложил он.
- И как ты себе это представляешь? - улыбнулась Нинель. - Не отпирая двери скажем, мол, извините, господа, нас сегодня нет дома, и вообще, зайдите через год-десятый, так, что ли? Иди, выдумщик, открывай, пока не выломали двери. У тебя нет денег поставить ее на место.
А снаружи, словно подтверждая ее слова, по двери барабанили кулаками и ногами. Арнольдик поспешил открыть, но только успел выдернуть кочергу из ручки, как был отброшен к стене, а в комнату ворвались Вовик, обмотанный белым тюрбаном марли, а с ним еще двое, похожие на стальные сейфы.
Арнольдик так и замер, открыв рот и держа в руках кочергу.
- Это ты для меня приготовил, дед? - спросил его Вовик, отбирая кочергу. - Напрасно! Второй раз фокус с пробиванием головы гантелями не удастся. А с тобой я сейчас знаешь что делать буду?! А вот что: смотри, дед, внимательно!
Он взял кочергу, напряг мышцы, медленно согнул кочергу дугой, а потом с трудом завязал узлом.
- Понял, дед? - подмигнул он, отбрасывая железяку к моему креслу.
- О! - радостно завопил Вовик, узнав меня. - Кого я вижу! Мент безногий! Сколько зим прошло, сколько лет?! Друзья встречаются вновь!
- Ты, Вовик, говорил, что покойников надо будет делать двух, а я вижу третьего, - проворчал один из сопровождавших Вовика "сейфов".
- Ну, для покойника я еще слишком жив, - бодро ответил я, стараясь сохранять лицо, пряча его в колени.
- Исправим! - оптимистично пообещал Вовик, похлопав меня по спине.
Я пропустил это мимо ушей, наклонился к изуродованной железяке, поднял и восхищенно поцокал языком, оценивая силу Вовика.
- И как это тебе удалось? - спросил я, удивляясь.
Вовик горделиво вздернул подбородок, а я легко, словно играючи, распрямил кочергу и положил ее себе на колени, смиренно сложив сверху руки.
- Ладно, мент, не встревай, может быть, цел останешься, - буркнул недовольный Вовик. - У нас тут свои дела, свои счеты, и свои расчеты.
- Да что ты говоришь?! - деланно удивился я, производя несколько виртуозных финтов кочергой, словно самурай мечом.
Вовик посмотрел, переглянулся со своими дружками и повертел пальцем у виска.
- Может быть, прежде чем со стариками отношения выяснять, ты выяснишь их со мной? - гордо предложил я, пренебрежительно осматривая Вовика и его громил.
- Ну, мент, ты и тупой! Как был тупым, так тупым и остался. Верно про вас говорят: как надену портупею, так тупею и тупею.
Вовик повернулся ко мне задом, демонстрируя потерю ко мне всяческого интереса, и брезгливо приказал своим гориллам:
- Выбросьте его из квартиры и спустите по лестнице.
Те моментом подхватили мою коляску, вынесли ее, вместе с дверями, на балкон, и...
Вас никогда не спускали по пожарной лестнице? Нет? Все бы ничего, если не считать того, что она - вертикальная.
Последнее, что я услышал вдогонку, была ленивая ругань Вовика.
- Я же не по пожарной лестнице велел спустить!
- А какая разница? - флегматично отозвался один из "сейфов".
Если его действительно интересовал этот вопрос, ему надо было спрашивать не Вовика, а меня...
Приземлился я относительно благополучно, если можно было так выразиться. Приземлился я посреди клумбы, прямо на пионера, вдребезги разбив его.
Пионер был гипсовый, с горном в руках, он стоял на персональной клумбе, лет, наверное, сто. А вот теперь кучей гипсовых обломков лежал печально у подножия постамента, на котором до этого возвышался, а теперь возвышался я в коляске, не зная как покинуть этот прижизненный пьедестал.
