Томас Монтелеоне - Репетиции
Отец (устало): Все чушь какую-то мелешь.
Доминик: Попробуем с другого конца. Ты боялся не только меня, но и всех вообще на свете. Всех, кого считал умнее себя, или образованнее, или богаче.., всех их ты всегда старался обосрать, верно ведь?
Отец: Нет! Брешешь!
Доминик: Погоди! Я еще не все сказал. И вот, когда однажды утром ты проснулся и осознал, что твой чокнутый сын не вырастет мужланом с пивным брюхом, ты его бросил, верно?
Отец: Ты это куды клонишь?
Доминик: Я вот куда клоню: когда ты увидел, что твой собственный сын совсем не похож на тебя - но очень похож на всех тех, кого ты боишься и потому презираешь, - ты просто перестал быть отцом этому странному сыну.
Отец: Чего?
Доминик: Разве ты не знал, что я нуждаюсь лишь в крохотной капле одобрения? Капле любви?
Отец: Ты так толкуешь, будто тебе все ясно.., думаешь, ты доктор какой-нибудь? Профессор кислых щей?!
Доминик (улыбаясь): Нет. Не "профессор".., просто сын. И если мне еще не все ясно, я хотя бы пытаюсь разобраться. А ты даже не пробовал!
Отец, глядя на Доминика, попытался что-то сказать, но язык ему не повиновался. Его нижняя губа мелко тряслась от натуги.
Доминик: разве ты не понимаешь, зачем я все это говорю? Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь всем этим сказать?
Отец быстро помотал головой. Из его уст вылетело односложное слово.
Отец: Нет...
Доминик: Мне больше ничего не приходит в голову. Не знаю уж, как тебе втолковать.., остается лишь просто сказать тебе это, папа. Не знаю уж, почему, но после всех этих лет, после всех этих страданий, я знаю, что все равно тебя люблю. Не могу тебя не любить.
Сделав несколько шагов к отцу, Доминик заглянул ему в глаза, надеясь найти там хоть тень понимания.
Доминик: Я тебя люблю, папа.
(пауза)
И мне очень нужно услышать те же самые слова от тебя.
Надолго воцарилось молчание. Отец и сын встретились взглядом. Доминик чуть ли не кожей чувствовал огромное облако энергии, повисшее над сценой. Затем он увидел, что у отца на глазах выступили слезы.
Отец (шагнув к сыну): Эх, Доминик...
Отец неуклюже обхватил его и крепко прижал к себе. Секунду Доминик противился, но тут же расслабился, нежась в объятиях отца.
Отец: Сынок.., что на нас такое нашло?
(пауза) Я.., тебя люблю!
Я тебя люблю! Гад буду!
Осязая своей грудью могучую грудь отца, Доминик всеми фибрами души осознавал, какая это небывалая ситуация. Внезапно в ушах у него громко зашумело, и Доминик запаниковал, растерялся. Отцовские объятия ослабли, и Доминик, отстранившись, взглянул ему в лицо.
Доминик еле успел заметить, что софиты вдруг погасли, но в последнюю секунду перед тем, как воцарилась тьма, обнаружил, что отца подменили. На его месте стоял незнакомый человек.
Актер.
В рокочущем звуке послышалось что-то знакомое, и Доминик, обернувшись, поглядел в переполненный зал. Целое море людей. И все они, вскочив на ноги, бурно аплодировали Тут опустился занавес, отрезав Доминика от зрителей, от потока восторгов.
Доминик и не заметил, как его товарищи по сцене - актеры, игравшие его родителей - подошли к нему с разных сторон и взяли за руки.
Софиты вновь загорелись. Занавес поднялся. Бурная овация набрала новую силу, и внезапно до Доминика дошло.
Тепло разлилось по его телу, и с чувством глубокой благодарности, благодарности неведомым силам, Доминик Кейзен вышел к рампе на поклоны.
