Стивен Бакстер - Золотые Реснички
— На Земле, в зоне Срединно-Атлантического хребта, десятка два лет, а сколько здесь — неизвестно.
— А что случится, когда остынет ключ? — спросила Ларионова. — Пещерному мирку придет конец, так ведь? Он просто вымерзнет.
— Возможно, — согласился Шоулз. — Но ключи на склонах Срединно-Атлантического хребта расположены цепочками. Что, если здешний лед пронизан коридорами талой воды, по которым мигрируют меркурики?
Подумав над этим, Ларионова отрицательно покачала головой:
— Не верю.
— Почему?
— Не понимаю, как вообще здесь могла развиться жизнь. На Земле вода древних океанов имела сложный химический состав, и бывали электрические бури, и…
— Ну, по-моему, здесь повлиял совсем другой фактор, — перебил Шоулз.
Ларионова метнула в него убийственный взгляд. А Шоулз — вот ведь каналья! — снова ухмылялся.
— То есть? — буркнула она.
— Дело вот в чем, — невозмутимо продолжал Шоулз. — На Меркурии мы обнаружили две аномалии. Во-первых, жизнь на Южном полюсе, у нас под ногами, во-вторых, артефакт в Калорисе. Напрашивается мысль, что эти аномалии связаны друг с другом. Давайте строить гипотезы.
Целую вечность она прогрызалась, проламывалась сквозь неподатливый лёд. Панцирь истончился от трения о стены, тело превратилось в одну сплошную рану — между ним и щитком приходилось пропускать ледяное крошево. Нежные реснички погибали сотнями. И чем выше она проникала, тем тверже был лед. Еще никогда в жизни Золотые Реснички так не мерзла. Она теперь даже не чувствовала боли, когда задевала животом и плавниками ледяные выступы. Она подозревала, что позади нее вода в туннеле уже превратилась в лед, а скоро и она сама окоченеет в этой западне. Оставленный ею позади мир с пещерами, очагами, подругами, детьми вспоминался редко и казался давним сладким сном. Все казалось теперь сном, кроме твердого льда перед жвалами и неугомонного искателя в теле.
Бескрайние льды высасывали последнее тепло, последние силы. А искателю все мало — гонит Золотые Реснички все выше и выше, в беспредельную ледовую мглу.
Но что это? Невероятно — наверху что-то есть! Оно движется навстречу, кроша лед!
Золотые Реснички замерла в своей расселине.
— Пять миллиардов лет назад, кода Солнечная система была совсем молода, — говорил Кеван Шоулз, — и кора Земли и других внутренних планет калечилась при столкновениях с остатками планетного роя, сюда прибыл корабль. Межзвездный, быть может, даже сверхсветовой.
— Корабль? — спросила Ларионова. — Откуда?
— Ну, я не бог, чтобы на такие вопросы отвечать. Но ясно, что корабль был велик, с малую планету, а то и покрупнее. Наверняка это было чудо технологии, с корпусом из описанного Долорес сверхплотного вещества.
— Гм… продолжай.
— И тут случилась катастрофа.
— Что за катастрофа?
— Да откуда же мне знать? Может, напоролся на астероид или планетоид. Короче говоря, корабль рухнул на Меркурий.
— Правильно, — кивнул, жадно глядя на Шоулза, Диксон. Американец смахивал на зачарованного сказкой малыша.
— В результате появился Калорис.
— Послушайте, давайте будем серьезны, — перебила Ларионова.
Диксон перевел взгляд на нее:
— Ирина, это был удар необычный. Исключительной силы, даже для того времени, когда на планеты сыпались довольно крупные космические тела. Диаметр Калориса — сто восемьдесят миль. На Земле кратер занял бы пространство от Нью-Йорка до Чикаго.
— И что, при таком ударе кто-то мог выжить? Шоулз пожал плечами:
— Возможно, у пришельцев была какая-то инерционная защита. Да как тут узнаешь? В общем, корабль потерпел аварию, но сверхплотный корпус выдержал и утонул в планете. Экипаж оказался в ловушке. Естественно, он искал путь к спасению. Думал о том, как выжить на Меркурии.
— Я понял! — воскликнул Диксон. — Единственная подходящая среда обитания нашлась в Чжао Мэнг-фу. Ледяная шапка!
— Точно! — рубанул ладонью воздух Шоулз. — Возможно, пришельцы были вынуждены дать потомство, совсем не похожее на них самих. Другое при здешних условиях не выжило бы. Допускаю, что звездолетчики немного видоизменили планету. Создали горячие ключи, чтобы во льду появились необходимые для жизни проталины. Следовательно… — Он многозначительно умолк.
— Следовательно?
— Существо, которое мы добыли во льду, — потомок тех древних звездолетчиков. Ему подобные сейчас плавают в море Чжао Мэнг-фу.
Шоулз умолк, пристально глядя на Ларионову. А она смотрела в свою чашку с кофе.
— Потомок пришельцев? Через пять миллиардов лет? Шоулз, на Земле от появления первых одноклеточных прокариотов прошло всего три с половиной миллиарда лет. И на Земле периоды появления или возникновения филюмов — таксономических типов — в десятки раз короче срока существования котловины Калорис. Да за такие периоды организмы видоизменяются до неузнаваемости. Как же ухитрились сохранить первозданный облик ваши меркурики?
На лице Шоулза отразилась неуверенность:
— Ну, возможно, они все-таки эволюционировали, и существенно, — предположил он. — Просто нашему глазу эти изменения не видны. К примеру, червь-паразит может быть гадким потомком какого-нибудь безобидного животного, привезенного звездолетчиками.
Диксон почесал шею в том месте, где темнел след грязного воротника:
— Все-таки остается непонятным, зачем меркурику пробиваться наверх.
Шоулз глотнул остывшего кофе и заявил:
— У меня и на этот счет есть идея.
— Так и знала, — уныло произнесла Ларионова.
— Стремление выбраться на поверхность — это атавистическая тяга к звездам.
— Что-о?!
Шоулз смутился еще больше, но все же пояснил:
— Внедренная расовая память заставляет меркуриков искать свою потерянную родину. А почему бы и нет?
Ларионова фыркнула:
— Кеван Шоулз, да вы романтик!
На экране высветилась строка. Диксон наклонился, ответил на вызов и принял сообщение. Затем посмотрел на Ларионову, его луноподобное лицо оживилось:
— Ирина, найден второй меркурик.
— Целый?
— Более того! — Диксон встал и потянулся за шлемом: — Еще живой.
Меркурик лежал на присыпанном пылью льду. Вокруг столпились люди в скафандрах, темные лицевые пластины делали всех одинаковыми.
Ларионова увидела живой, точнее, умирающий организм конической формы, сплошь покрытый багровыми ссадинами. Из замерзающей плоти торчали осколки прозрачного щитка. Под ними конвульсивно вытягивались, содрогались уцелевшие реснички. Цвету них был совсем не такой, как у реконструкции Диксона. Желтоватые, почти золотистые нити.
