Георгий Гуревич - Свойственно ошибаться
Экран погас...
- Как вы полагаете, прочтет? - спросил я Наташу-подлинную, сидящую рядом со мной. - Обязательно, заверила Наташа.- Сережа надежный парень. Если обещает, выполнит. - Какой срок дадим ему? - Месяц... Ну два... три... Для уверенности. Я дал распоряжение машине показать Сергея через три месяца. Она выдала тот же кабинет, ту же сцену, на сцене Сергея с женой. - Ну и что? Все стараешься для той женщины? - цедила брезгливо Наталья.Охота тебе возиться со всякими чайниками, графоманами, наукоманами, непризнанными ньютонами. Времени не жалко? Сергей-профессор поднял очки на лоб. - Я и сам так думал сначала. Но вчитался и чувствую, что-то маячит в тумане, что-то прорезывается. Сыро, неточно, неряшливо изложено, но если упорядочить, сократить, переписать строго научным языком, пожалуй, получится статья для сборника... даже брошюра... даже глава в монографию. Впрочем, терминология не пройдет. Приличное название нужно прежде всего. Ошибковедение? Ни в коем случае. Комично звучит, фельетонно. Солидность придают только античные корни, греческие или латинские. "Эрраре" ошибаюсь! Наука об ошибках - эррология! Задача ее - нахождение безошибочной методики. Безошибочность- вот ее предназначение, вот в чем ценность. Ведь и в медицине нет науки о боли, нет специалистов-болевиков, есть обезболиватели - анестезиологи. Нам нужны обезошибливатели - анэррологи. Наука безошибочности - анэррология! Звучит? - Но это совсем другая наука,- возразила Наталья.- Нечто противоположное домыслам того дилетанта. Твое открытие, не его. - До некоторой степени противоположное,- согласился Сергей,- но инициатива все-таки принадлежит Геннадию. Если я буду писать, в предисловии обязательно подробно расскажу о его работе. Конечно, неудобно отчасти, некорректно по отношению к коллегам прославлять человека, постороннего для науки, но истина дороже всего: каждому по заслугам. К тому же в предисловии традиционно необходим исторический обзор, и Геннадий должен занять в нем место как пионер, как самый первый... если он самый первый. Был ли первейшим? - это еще придется проверить. Ошибки есть и у Геродота, ошибки делали еще вавилонские клинописцы. А кроме того, был же и Френсис Бэкон. Он так живописно называл типы научных заблуждений: "призрак пещеры", "призрак рынка", "призрак театра"... Было ясно, что в голове Сергея уже началось подсознательное вытеснение друга-соперника. Сергей не злодей, Сергей - порядочный человек, поборник истины, он честно взялся за редактирование, вкладывает свой труд, а свой труд человеку свойственно переоценивать. Ведь чужое он получил готовеньким: написано на бумаге, долго ли прочесть, а в свои поправки вложены время и пот. Я заказал машине очередной труд Сергея. Он назывался "Введение в анэррологию". В предисловии говорилось о генетических ошибках, о мифологических ошибках, о вавилонских клинописцах, о Геродоте, Платоне, Ньютоне и Бэконе с его призраками пещеры, рынка и театра... О Геннадии ни слова. Наверное, неуместно было вставлять его в такой славный ряд...
* * *
- Машина не советует вам выходить за этого незадачливого гения,- сказал я, подводя итоги.- Это было бы серьезной жизненной ошибкой. Наташа сидела подавленная, с опущенными плечами, словно пятидесятилетняя вдова на экране - ее машинное продолжение. Потом по-детски шмыгнула носом, смахнула слезу, подняла голову: - Но вы сказали, что можно сопротивляться прогнозу,-вспомнила она. - Сопротивление учитывалось,- сказал я.- Я давал машине поправку на сопротивление. Вы же видели, какую выдержку проявляла Наташа на экране, какой груз тянула безропотно. Любящая жена помогала изо всех сил, но ее сил не хватило. Наташа не сдавалась: - Но вы сказали, что машина тоже ошибается, Вот и Гена все повторяет: ошибки вездесущи, ошибки неизбежны. - Да, машины ошибаются иногда. Я говорил вам, что машины не могут охватить все на свете. Они экстраполируют личную судьбу по личному характеру... внешних изменений не учитывают. Но давайте, если хотите, введем поправку на изменение внешних условий. Нарушил я правило, отошел от объективности. Но как-то вызывала у меня сочувствие эта девушка, отстаивающая свою любовь. И я продиктовал машине: - Внимание, ввожу поправку на научный прогресс. Год спустя после свадьбы Наташи и Геннадия публикуется постановление: "В связи с растущей необходимостью решать многочисленные глобальные проблемы, встающие перед человечеством и требующие оригинального подхода, при Академии наук СССР организуется специализированный Институт Научного Прорыва. Студенты будут набираться персонально и работать по индивидуальной программе". Прошу дать итоги тридцать лет спустя.
* * *
И мы увидели Наташу в большом зале в первом ряду кресел. Не молоденькую девушку, но и не преждевременно иссохшую, морщинистую. Перед нами была миловидная румяная пожилая женщина с гладким лицом, почти без морщинок. Геннадий же стоял на трибуне, переминался с ноги на ногу и мял в руках большущий букет. Сосед по креслу, совершенно новый персонаж, высокий, с седой гривой, наклонился к Наташе: - Слов нет, герой, заслужил действительно. Этакую махину своротил, целую науку создал. Теперь все мы под ним ходим: ни один проект без визы ошибковедов. Но ведь экономия!!! - Это мой муж,- призналась Наташа с достоинством. Сосед усмехнулся понимающе: - Неуступчивая личность. И дома такой же трудный? - Нелегкий,- согласилась Наташа.- Но жить с ним интересно. Не променяла бы его ни на кого другого.
