Василий Щепетнев - Марс, 1939 год
- Нравится? - Барышня покинула рояль и присела рядом с ним на диванчик. Тот и не скрипнул.
- Нравится.
- Это моя работа.
- Очень нравится, - Шаров не лукавил. - Крепко написано. Школа Лазаревича?
- Угадали,- барышня смотрела на Шарова с неподдельным интересом.- Или вы знали?
- Что знал?
- Лазаревич - мой учитель.
- Вам нравятся его работы?
- Я говорю не в переносном, а в буквальном смысле. Он дает мне уроки живописи.
- Вот как? - непохоже, чтобы она шутила.
- Я - Надежда Ушакова, дочь Александра Алексеевича.
Дочь первого вожака Марса? Тогда понятно. И раньше понятно было, а сейчас еще понятнее.
- А музыке кто вас учит?
- Рахманинов. Только я неважная ученица.
Девушке было лет семнадцать, и милая непосредственность, с которой она говорила о своих учителях, не раздражала, напротив, казалось, так и должно Лазаревичу и Рахманинову учить это диво.
- А про вас мне папа рассказывал, он на вас материал с Земли получил. Вы - капитан Шаров, лучший в своем роде, правда?
- Каждый из нас в своем роде многого стоит, - Шаров и не пытался разгадывать планы первого. Разве не может он заинтересовать юную барышню сам по себе? Все же офицер, новое лицо. Имеет он право потешить себя иллюзией обычной жизни?
Конечно. Конечно, нет.
- Вы действительно видели цесаревича? Я имею ввиду - близко? Разговаривали с ним?
- Как с вами, - вот теперь понятно. Девушка мечтает о прекрасном принце. Дочь вожака - монархистка. Парадокс? Среди молодежи приверженцев монархии становится больше и больше. Скоро департамент сочтет это проблемой и начнет решать. Ладно, что это он все о плохом да о плохом.
- Он действительно красив, цесаревич? Я спрашиваю, как художница, поспешила добавить девушка, краснея.
- Вероятно. Я не ценитель мужской красы. Нормальный, хороший мальчик. Ему всего четырнадцать лет.
- И у него нет страшной болезни его отца?
- Нет, цесаревич Николай совершенно здоров, - бедняжка, наверное, искренне считает, что император Алексей скончался от гемофилии. Почему нет? Она же не служит в Департаменте.
- Там, в бумагах с Земли написано, что цесаревич хотел сделать вас бароном.
Ну вот, и до Марса дошли слухи.
- Баронами рождаются, Надежда Александровна.
- Просто Надя.
- Хорошо, Надя.
- Я знаю, цесаревичу этого не позволил регентский совет. Но потом, когда он коронуется?
- Подождем и посмотрим, Надя. Вы давно на Марсе?
- Четыре года. Как папу сюда направили, так мы с мамой здесь и живем. Четыре года - это много?
- Ну...
- Говорят, что если пробыть на Марсе пять лет, то потом невозможно вернуться на Землю. Тяжесть придавит.
- Какая в вас тяжесть, Надя. И потом, разрабатываются новые методы приспособления. Да, какое-то время тяжело, но потом все входит в норму.
- Я тренируюсь. Знаете, кольчугу ношу, нет, не сейчас, - она поймала взгляд Шарова,- гимнастикой занимаюсь, на охоту с папой хожу. Это ведь поможет?
- Безусловно.
- Это вы так говорите. Успокаиваете.
- Я не врач, но думаю - движение никому не вредит. Физическая культура. Mens sana in corpore sana.
- Надеюсь,- вздохнула Надя.
Шаров осмотрелся. На них не то, чтобы глазели, но искоса поглядывали. Замкнутое общество. Запасаются темой для пересудов. Офицер, беседуя с дамами и, особенно, с девицами, вести себя должен сообразно правил общества, не допуская громкого смеха, излишне вольных жестов, двусмысленных выражений и прочих действий, кои можно было бы злым языкам толковать превратно.
- Конечно, вам скучно, - Надя понимающе вздохнула. - Вы привыкли к великосветскому обществу, а мы здесь все - кухаркины дети. Кроме меня, я кухаркина внучка, - она с вызовом посмотрела на Шарова. Продукт великих перемен, здорового движения нации, обновление аристократии.
- Скажу вам по секрету - я сам сын кухаря.
- Ну, вы...- и, спохватясь, добавила: - то есть я хочу сказать, что вам не приходится корчить из себя важную персону. Вожаки! Но ведь на Марсе.
- В древности говорили - лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.
- Быть в Риме и значит - быть первым, - возразила Надя.- Но чтобы это понять, надо навсегда поселиться в деревне. Вы пойдете с нами завтра на охоту?
- Боюсь, меня ждут другие дела.
- Но вы ведь быстро справитесь с вашим заданием, правда?
- Я постараюсь, - ну, вот, началось. Всем нужен скорохват. Чтобы поймал поскорее, кого нужно, мы сами подскажем, кого, и убрался бы отсюда подальше, людей не нервировал. А за нами не пропадет, отблагодарим, не сумлевайся.
- Какая у вас интересная работа, я читала в книгах - про майора Пронина, капитана Иванова. Даже жуть захватывает.
О, капитан Иванов! Герой списка разрешенных книг, дитя отдела пропаганды, былинный богатырь, пачками отправляющий на тот свет тайных и явных врагов нации! Голубоглазый русак с соломенными волосами! Тебя любит, о тебе мечтает марсианская дева!
Завидки берут, кухарев сын.
Шаров откашлялся.
- Видите ли, Надя, книги, беллетристика не всегда совпадают с реальностью.
- Правда? Я, конечно, понимаю, что пишут о самом интересном, опуская детали, но ведь и интересного - много?
- Бывает, - пришлось соврать Шарову.
- Вот вы скажите, что главное для контрразведчика - смелость, проницательность, умение драться и стрелять?
- Умение выполнять приказы, наверное. Не знаю. Я ведь не контрразведчик.
- Ну, все так говорят.
Да уж, говорят. Жандармская ищейка - если литературно, при дамах.
- А на кого вы собираетесь охотиться?
- Сейчас, летом, много шакалов. Жируют, кроликов травят. А мы - их.
- Кроликов, значит, спасаете, - Шарову стало неуютно. Шакалы охотятся на кроликов, люди - на шакалов, Департамент - на людей. Причем здесь Департамент? Охотится персонально он, капитан Шаров, спасая... Знать бы, кого он спасает. Себя, любимого. Свою собственную побитую молью шкурку. Дрянцо шкурка, так ведь другой нету. И рад бы поменять, а нету. Издержался, протратился. Бедный, бедный капитан Шаров...
- А вот и папа - спасла от слез Шарова Надя. Очень, очень своевременно. Что может быть банальнее рыдающего офицера Департамента? Разве нильский крокодил.
Присутствующие не то, чтобы замолкли совсем, но - притихли. Присмирели. Вожак пришел.
- Не заговорила она вас, капитан? - Ушаков подошел прямо к ним, минуя иных. - Надя у нас известная болтушка.
- Но, папа, - запротестовала дочь.
- Ладно, ладно, лучше сыграй нам что-нибудь веселенькое, приятное.
Надя обиженно села за рояль и забарабанила собачий вальс.
- Скоро взрослеть начнет, - немного озабочено проговорил первый вожак. Допустил до семейных дел. За своего, значит, считает. Цени, капитан.
Надя перескочила на Штрауса.
