Владимир Осинский - Отпуск на Земле
...У него много еще оставалось денег, и он решил вырастить здесь парк... Тогда тут все больше ольха росла, она и сейчас растет - там, наверху, где лес начинается. Некрасивая такая, и кислороду от нее мало... А он хотел, чтобы и воздух - такой, как сейчас, и чтобы красиво!
Он во всякие страны посылал людей и письма посылал - в Америку, в Японию, в Австралию... даже не знаю куда!
Оттуда на кораблях привозили деревья - разные, потому что из разных стран... И наконец получился этот дендропарк... Тот человек еще много хорошего сделал, мне дядя Карчава, который главный агроном, рассказывал, и тетя Тина Ардзинба, которая фельдшерица... Только я не все запомнил. ...Побежали теперь купаться, а? Тетя Натела, скажите ему, он вас послушается. Э-ге-гей, Лап! За мной!
Гиги Квес исподволь, шаг за шагом, принялся знакомиться с парком.
"Agave americanal (Мексика)", - записывал он в блокнот, специально купленный в киоске у домотдыховских ворот; его единственная молоденькая продавщица постоянно, без особого, впрочем, огорчения, жаловалась на невыполнение плана:
- Им ведь обязательно импортное подавай, - сетовала она на отдыхающих, да и то не всякое!
"Юкка алойнолистная пестролистная", - читал Гиги надпись на табличке. Ах, черт! До чего же она похожа на... на девочку- первоклассницу в клетчатой юбке-шотландке... из таких... аккуратисток, круглых отличниц со строго поджатыми губками!"
- "Саговник изменчивый"... Ого, этого занесло сюда из Китая, - невольно произносил он вслух. - Как обманчиво хрупки эти тонкие длинные листья! Он кажется искусственным и почему-то вызывает воспоминание о морской звезде.
Кто это отъел у тебя бок? Ах ты бедняга, уроженец далекой Флориды, "Сабаль пальмовидный"! Чья беспощадная рука поднялась на твое великолепие? Или это результат невидимой многолетней работы насекомых? "Pinus canariensis" - сосна канарская... - Ему чудилось, что от этого "бородатого" дерева исходит какое-то лукавое добродушие. А североамериканская "Лжетсуга тиссолистная"" - шестнадцать сильных стволов, поднявшихся высоко над землей из одного мощного основания, - ассоциировалась с многодетной фермерской семьей: возмужали, стали на ноги сыновья, но продолжают жить одним общим хозяйством. Было бы в этом могучем дереве нечто самодовольно-кулацкое, если б не трогательная беззащитность нежных игольчатых листьев.
Парк не навязывал себя людям. Однако, воплотивший в себе любовь и страх перед потерей близкого человека, мечту о молчаливой, изменчивой, но вечной красоте, жившую, очевидно, в душе Старика из Илькиного рассказа, он, как ребенок, нуждался в помощи, уходе, постоянной заботе. Их же подчас явно не хватало.
"Какое мне, собственно, дело? - возражал Гиги Квес Георгию Квеселава. - Я только гость здесь, я в отпуске, и скоро..."
Это "скоро" все чаще напоминало о себе.
...Ранним утром, заплыв, по обыкновению, далеко в море, он долго и бездумно лежал на спине, беспрепятственно - солнце еще не выкарабкалось из щетины леса, покрывавшего горы, - и неотрывно смотрел вверх. Небо было девственно чистым; узкий призрачный серп замешкавшегося месяца лишь подчеркивал бледную голубизну.
И вдруг в этой безобидной глубине Гиги различил неяркую зеленую точку. Она медленно росла, разгоралась и вот уже достигла размеров небольшого вогнутого малахитового блюда...
В изумруде правильного круга - перевернутый вверх основанием усеченный конус, блистающий овальными зеркальцами многочисленных окон... Изображение приближалось, быстро обретая четкость, - словно невидимая рука подкручивала окуляр телескопа... И Гиги увидел ясно, как наяву, тонкое лицо матери, нежно-смуглое от того особенного, никогда не обжигающего загара, который дает мягкое сияние звезды Утреннего леса... Тут исчезло все, кроме лица, больших, печально улыбающихся глаз, - и губы шевельнулись:
- Скоро...
Первый косой луч земного солнца вонзился в его зрачки. Он зажмурился, рывком перевернулся в воде и ушел далеко в глубину - так далеко, что, когда, отрезвленный скользким прикосновением медузы, рванулся к поверхности, едва успел глотнуть соленой свежести морского озона.
...Фантазер стоял у подножия старой и, судя по всему, неизлечимо больной сосны. Дерево согнулось под тяжестью лет, ослабевшие корни из последних сил цеплялись за рыхлую почву. Сосна казалась безмерно одинокой перед лицом неминуемой скорой гибели и в то же время излучала твердость - так горделиво замыкаются в себе животные, умирающие от старости.
Накануне ночью, после долгих погожих дней, разразилась настоящая буря. Она вырвала с корнем несколько больших кустов; повалила даже один, правда тоже весьма преклонного возраста, "Трахикарпус форчуну" - живучего, цепкого выходца из Китая; расшвыряла по земле пригоршни плодов "Юбеи замечательной" (Чили) - аллею, образованную десятком этих величественных пальм, называли слоновой, и слово было найдено точное: уходящие на несколько метров ввысь столбообразные стволы действительно напоминали могучие ноги древних великанов.
Гиги записал: "Валяющиеся на земле ржавые таблички со стершимися надписями - названиями растений напоминают о заброшенных могилах старого кладбища". Он медленно шел по мокрому асфальту дорожек, вглядываясь в следы, оставленные ночной бурей, и в мыслях его тоже неистовствовала буря.
"Я не замечал этого парка и даже презирал его за искусственность. А может, надо наоборот? Может, это подвиг, и его величия не понять тем, кто живет в Будущем, которое есть Гармония?.. Но что такое Гармония? Ясное небо Утреннего леса, абсолютная защищенность его обитателей от какой бы то ни было опасности - болезни, аварии вихрелета, нападения хищника в диком лесу? Но нет больше таких лесов - в земном понимании, ибо хищники обезврежены, в них убита та часть древних инстинктов, которая порождала тигров-людоедов и толкала чудовищную анаконду в гибельный бросок на человека... И нет в джунглях Утреннего леса растений-каннибалов, питающихся за счет жизненных соков своих сородичей. Там не встретишься с трагедией кипариса, задушенного глицинией, как не услышишь о драме чувств - этом непрестанно штормящем море, которое и есть жизнь человека на Земле. (Подчиняясь капризной воле ассоциации, прервалась нить философских размышлений нашего героя: он вспомнил масленый взгляд, брошенный вчера во время танцев ненавистным культмассовиком на Натали-Нателу, словно ощупавший всю ее гибкую фигурку множеством липких мягких лапок, и кровожадно решил: "Вот я окуну его завтра пару раз физиономией в море и подержу немного... Пусть промоет как следует свои жгучие глазки!") ...Нет, что это приходит мне в голову? - вернулся он к прежним мыслям. Давно забыты войны, никто на Утреннем лесе даже не помнит толком истинного значения этого слова. И женщинам, которые живут для любви и творчества, для Материнства и Добра, не приходится, как Тамаре Георгиевне (я ведь понимаю, что к чему), корпеть в засекреченных лабораториях над средствами защиты от так называемых гипербомб и разной химической и биологической нечисти... Нет, Утренний лес прекрасен, ибо он рожден Гармонией и представляет собой ее живое воплощение!"
