Брюс Стерлинг - Царица цикад
– Добро пожаловать, друг, – радушно сказал он, – добро пожаловать!
– Надеюсь, не очень помешал?
– Что ты! Совсем нет. Играешь на бирже?
– Слегка, – сказал я. – Ничего серьезного. Может быть, позже... Когда ко мне начнут поступать отчисления с Ейте Дзайбацу.
– Тогда позволь мне чуть-чуть расширить твой кругозор заранее, – сказал Кулагин. – Каждый истинный постгуманист просто обязан иметь самый широкий круг интересов. Пододвинь стул и садись, если ты не против.
Я послушно примостился рядом с Кулагиным, который немедленно уселся на прежнее место и снова подключился к консоли. Он был стопроцентным механистом, но содержал свое тело и свою студию в строжайшей чистоте. Мне он нравился.
– Забавно, насколько быстро все финансовые учреждения начинают заниматься совсем не тем, для чего они предназначались первоначально, – сказал он, не оборачиваясь. – Вот, например, биржа. Она в каком-то смысле совершила пригожинский скачок. На фасаде обозначено: «Биржа – инструмент, способствующий коммерции». А на деле за этим красивым фасадом вовсю идет грязная игра. Тайные соглашения. Продажа конфиденциальной информации. И так далее. Мы, цикады, выросли на слухах и сплетнях, ими питаемся, не можем без них жить; а потому биржа – точное отображение того самого духа времени, которым мы все пропитаны насквозь.
– Да, – отозвался я. – Конечно. Безнравственность, вычурность, манерность, самодовольство. И ничего путного в основе.
Кулагин приподнял свои выщипанные брови.
– Да, мой юный друг, – насмешливо согласился он, – совершенно верно. Точно так же, как нет ничего путного в основе Великого Космоса. Каждый следующий уровень сложности свободно парит над предыдущим, поддерживаемый одними лишь абстракциями. Даже так называемые законы природы – не более чем наша жалкая попытка распространить свое видение за пригожинский событийный горизонт... Ну а если ты предпочитаешь более примитивные метафоры – пожалуйста. Биржу можно смело сравнить с океаном информации, по которому разбросано несколько маленьких островков. Эти островки – акции с надежным, устойчивым курсом – последняя надежда на спасение для усталого пловца. А теперь посмотри сюда.
Он легко пробежался пальцами по клавиатуре; вспыхнула трехмерная картинка.
– Сейчас перед тобой – голографический срез биржевой активности за последние сорок восемь часов, – сказал Кулагин. – Похоже на океанские валы, не правда ли? А вот здесь – самое настоящее цунами, гигантский объем заключенных сделок. – Он ткнул в экран световым пером, вживленным в кончик его указательного пальца; заштрихованная область мигнула, изменив свой цвет с зеленого на красный. – Это произошло, как только просочились первые слухи о лестероиде.
– О чем, о чем?
– О ледяном астероиде. Кто-то купил эту ледяную гору у Совета Колец и теперь выводит ее из гравитационной ловушки колец Сатурна. Кто-то очень умный, поскольку гора пройдет очень близко, всего в нескольких тысячах километров от Царицына Кластера. Достаточно близко, чтобы ее можно было наблюдать невооруженным глазом.
– Ты хочешь сказать, что кому-то действительно удалось это сделать? – спросил я, не веря своим ушам, раздираемый самыми противоречивыми чувствами.
– Слухи дошли до меня через третьи, пятые, а может, и десятые руки. Но все параметры в точности совпадают с теми, которые были рассчитаны инженерами из Полиуглеродной лиги. Совпадает масса льда, совпадают размеры – более трех километров в поперечнике; совпадает конечная цель – равнина Эллада к югу от марсианского экватора. Скорость – шестьдесят пять километров в секунду; само столкновение ожидается четырнадцатого апреля, в 20:14:53 по мировому времени. А по местному, я имею в виду марсианское, лестероид упадет на рассвете.
– До этого еще столько времени, – нетерпеливо сказал я. – Ждать и ждать.
– Послушай, Ганс, – ухмыльнулся Кулагин, – не суетись. Такую махину голыми руками с места не сдвинешь. Но это – лишь первая ласточка. Потом их будет еще не одна дюжина. А то, что происходит сейчас, – не более чем чисто символический жест.
– Значит, нам скоро придется перебираться туда! На орбиту Марса!
– Ну нет, Ганс. – Кулагин был полон скепсиса. – Такая работа – для роботов я других автоматов. Может быть, позже потребуется несколько жестких, крутых парней, пионеров по складу характера. Но лично для себя я не вижу причин, по которым мне пришлось бы пожертвовать уютом и привычным комфортом ЦК.
– Неужели ты действительно хочешь остаться здесь? – Я вскочил со стула, непроизвольно стискивая кулаки. – И пропустить момент пригожинского катализа?
Кулагин, слегка нахмурившись, посмотрел на меня снизу вверх.
– Остынь, Ганс. Остынь и сядь. Очень скоро начнут набирать добровольцев. И если ты действительно собираешься направиться к Марсу, думаю, это будет совсем нетрудно устроить. Важнее другое. Слишком уж сильно подействовало сообщение о лестероиде на биржу. Ее уже начало лихорадить сразу после смерти контролера. А теперь, похоже, на крючок попалась куда более крупная рыба, которую кто-то упорно тащит наверх. На съедение. Я уже три дня внимательно слежу за его действиями. В надежде поживиться объедками с праздничного стола, так сказать... Не хочешь воспользоваться ингалятором?
– Благодарю, не сейчас.
Кулагин покачал головой и втянул носом хорошую порцию стимулятора. Никогда прежде я не видел его нераскрашенного лица.
– У меня нет того интуитивного ощущения массовой психологии, которое доступно вам, шейперам. – сказал он наконец. – Поэтому приходится иметь хорошую, очень хорошую память... Первый раз мне довелось наблюдать нечто похожее тринадцать лет назад. Кто-то распространил слух, что наша Царица пытается покинуть ЦК, а советники удерживают ее силой. И что же? В итоге разразился биржевой крах сорок первого года. Но настоящее сведение счетов с неугодными последовало позже, во время возрождения биржи. Я тут снова просмотрел пленки с записями времен краха и, сдается мне, разглядел хвост, плавники и оч-чень острые зубы одного старого приятеля. Трудно было не узнать его по повадкам. Не скользкое вероломство шейпера. И не холодная упорная хватка механиста.
Обдумав услышанное, я сделал однозначный вывод:
– Тогда ты говоришь об Уэллспринге.
Возраст Уэллспринга не знал никто. Но ему наверняка давно перевалило за двести. Сам он утверждал, что родился на Земле, на заре Космической Эры; потом был в числе основателей первого поколения независимых космических колоний, так называемой Цепи. И уж точно он был в числе основателей Царицына Кластера, а после того, как Матка впала в немилость у своих собратьев Инвесторов, он участвовал в строительстве ее теперешней обители.
