Артур Кларк - Мир-Земле (сборник)
С этими словами облако налилось свинцом и накренилось, будто изготовясь к рывку. И при вспышке сверкнувшей иглы от трескучего величия бомбы остался только пшик.
Итак, "от трескучего величия бомбы остался только пшик".
Если бы то же самое можно было сказать о фашизме с его мниморыцарскими атрибутами, об оболванивающем дурмане его идеологии, построенной на лжи, на выхолащивании человеческих ценностей, на дурно пахнущей "философии" войны. Дурман, однако, действует и поныне, а то, что итальянский писатель Дино Буццати метко назвал "сатанинской гордыней печальных безумцев", по-прежнему отравляет души.
"Линкор смерти" — фантастическая притча — "ретро", обращенная в настоящее и будущее.
В чудовищном монстре войны — а Буццати живописует его весьма убедительно — есть нечто кафкианское: под пером писателя машина войны воспринимается как материализованный кошмар. Вполне естественно поэтому появление в рассказе фантасмагорических воплощений куда более древних сил зла и тьмы, словно нисходящих на Землю из недоброго пантеона прагерманской мифологии, обновленной нацистской демагогией. Для Буццати фашизм и война — синонимы; он средствами фантастики исследует миропонимание, психологию и извращенную эстетику милитаризма под углом абсурдной конечной цели "возлюбивших войну" — повернуть историю вспять. Поэтому в новелле правит абсурд и милитаризм превращается из средства в нечто самодостаточное, сущее само по себе: "Но как оставить, как бросить гигантский чудо-корабль, в который столько вложено сил, души, мечтаний, надежд? Как уйти просто так, не сделав ни единого выстрела из его чудо-орудий?".
Умное, язвительное, тонкое развенчание нацистского мифа перерастает у Буццати в убийственную критику войны как системы и связанной с ней аберрацией сознания, выворачивающей наизнанку все человеческие ценности. Этой задаче подчинены и стиль письма — ясный, лаконичный, местами по-журналистски хлесткий, выдержанный под документ, и композиция произведения — рассказ в рассказе. "Ядро" новеллы, лежащий в ее основе сюжетный факт, в сущности, никакой не факт, а предсмертный бред. Точнее, бред маскируется под факт. Итог предпринятого Буццати художественного исследования однозначен: зло порождает и притягивает только зло, война — войну, смерть — смерть.
ДИНО БУЦЦАТИ
ЛИНКОР СМЕРТИ[6]
В скором времени на немецких книжных прилавках появится весьма достопримечательное издание-книга "Das Ende des Schlachtschiffes König Friedrich II, Gotta Verlag, Hamburg". Написал ее бывший капитан третьего ранга германского военно-морского флота времен последней войны по имени Гуго Регюлюс.
В рукописи его произведение не читал почти никто. А кто читал — поначалу не знали, что и подумать. Будь сочинение отставного капитана сказкой, вымыслом, фантастикой, словом выдумкой, тогда бы все в порядке. Но в том-то и дело, что автор выдает свое писание за исторический документ. Пишет же он при этом такое, чего, конечно, не было да и быть не может. Поневоле думаешь: уж не тронулся ли умом этот Регюлюс?
Однако читаешь дальше и начинаешь понимать: повествование на самом деле документальное. Причем документы подобраны тщательно, скрупулезно, факты выверены, аргументация автора убеждает. Особенно сильное впечатление производит фотография. Она, правда, одна, но стоит десятка. Такую фотографию просто не подделаешь!
Изображена на снимке какая-то ужасающая громадина, по виду похожая на военный корабль. Измыслить, а уж тем более сотворить такое чудовище мог разве душевнобольной, одержимый маниакальным бредом величия. Причем бредом в самой тяжкой, безнадежной форме. К ней обычно приводят невоплощенные мечты, неосуществленные амбиции, болезненные разочарования, насильственное отлучение от дела жизни, бесславное изгнание и, наконец, новые, столь же безнадежные попытки переломить судьбу, вновь обрести недобытую или утраченную силу и славу.
Так оно и было в истории, рассказанной капитаном. К тому же, как явствует из рукописи, порыв создателей плавучего монстра был безнадежен вдвойне: о нем никто, кроме них самих, так никогда и не узнал. Но это, видимо, еще сильнее подогревало и тешило сатанинскую гордыню несчастных безумцев…
Словом, если Регюлюс говорит правду, он и в самом деле сделал величайшее историческое открытие. Ему удалось пролить свет на одну из самых темных, таинственных и недоступных стороннему взгляду страниц истории второй мировой войны.
Эпизод, о котором пишет Регюлюс, поразителен и неправдоподобен сам по себе. Еще поразительнее то, что он, казалось бы, ничем не связан с другими известными событиями и лицами. Однако самое поразительное в нем другое. Тысячи людей, некогда допущенных к той жгучей тайне, точно дали себе обет никогда не проронить о ней ни слова. Можно подумать, что всем этим людям доставляет несказанное наслаждение владеть знанием, недоступным другим. Похоже, им приятно быть причастными к тому, о чем другие не подозревают. Обет молчания хранят люди самого разного положения и достатка. Молчат богатые и неимущие, облеченные властью и стоящие в самом низу иерархической лестницы, люди блестяще образованные и невежи, высшие чины военно-морского ведомства и чернорабочие судоверфи. Они блюдут свой обет и поныне, хотя поражение Германии в одночасье превратило в пустой звук святые некогда понятия государственной тайны и воинской дисциплины.
Регюлюс уверяет, что даже после выхода его книги эти люди не нарушат многолетнего молчания. Если кто-то и узнает их в персонажах книги, они с возмущением будут отрицать всякое сходство. А если кто-нибудь начнет допытываться у них подробностей, они ответят, что ничего не знают. Регюлюс — первый, кто решился заговорить.
Книга состоит из трех частей. Первая своего рода полудневник-полупротокол, в котором со скрупулезной точностью запечатлены все этапы длительного и многотрудного расследования. Регюлюс подробно пишет о том, как появились у него первые догадки, как помогли они связать воедино внешне, казалось бы, не связанные меж собою события и факты. Рассказывает о своих долгих и поначалу безуспешных поисках, которые в конце концов и привели его в то место, где в свое время началась таинственная эпопея. В тех местах развалины и обломки еще хранят память о безумном дерзании. Приводит автор и свидетельства очевидцев — если "свидетельствами" можно назвать отрывочные фразы и намеки, а то и просто отдельные слова, которые ему довелось услышать в портовых кабаках и притонах. Сами "очевидцы" — разношерстный, большей частью темный люд, что в изобилии толчется по этим злачным местам. Ночная тьма и усталость после тяжкого дня нередко развязывает людям язык.
