Лайон де Камп - Королева Замбы
— Особого мастерства и не нужно. Здешнее искусство носит в основном геометрический характер, и любой написанный вами портрет станет сенсацией.
Когда-то, еще в Отделе Расследований, Виктор научился делать наброски, но предпочел не признаваться в этом.
— А разве в моей технике не заподозрят чуждую школу?
— Это тоже отлично подходит. Совет разрешает ввоз на Кришну предметов изящного искусства, и земная художественная техника в большой моде в Гозаштанде. Кстати, не пожалейте нескольких дней на изучение гозаштандоу. Все равно вы будете ждать, пока вам готовят новое снаряжение. Судя по вашему аккредитиву, вы можете позволить себе самое лучше. А я рекомендую вас дашту Руза.
— Кому чего?
— Титул дашта соответствует нашему барону. Джам бад-Коне — вассал доура Гозаштанда.
— Послушайте, — взмолился Хассельборг, — верните мне, по крайней мере, мои таблетки и лонговит. Ведь никто не догадается, что это, а мне необходимо оставаться здоровым.
— Таблетки, пожалуй, забирайте, — улыбнулся Гоиш.
В парикмахерской Виктор обнаружил Чжуэня Ляо-цзы, восседающего в кресле перед зеркалом. Мастер уже перекрасил шевелюру клиента в ядовито-зеленый цвет и теперь с помощью маленьких резиновых дисков прикреплял ему ко лбу пару искусственных антенн. Губчатая резина настолько сливалась с кожей, что почти невозможно было найти границу.
— Присоски продержатся, по меньшей мере, месяц, — говорил парикмахер, — но я продам вам набор с собой. Не забудьте отпустить волосы подлиннее.
Хассельборг также заметил, что уши Ляо-цзы приобрели заостренную форму, так что полный маленький китаец походил перекормленного лепрекона* [15].
— Привет, Чжуэнь! Тоже собираемся в гущу аборигенов?
— Совершенно верно. Куда вы направляетесь?
— Говорят, мои подопечные укатили на север. А вы в какую сторону?
— Пока не знаю. Ох, боюсь, не идет мне зеленый цвет.
— Радуйтесь лучше, что здесь не носят париков времен Якова Второго, — и Виктор проделал несколько фехтовальных движений, изображая манеры средневековья.
Хассельборг владел дюжиной языков, поэтому выучить гозаштандоу не составляло трудностей, но следовало научиться еще кое-чему. Каждое утро он торжественно выезжал верхом на айе под присмотром кого-нибудь из сотрудников «Виажейш», кто ехал рядом и постоянно напоминал держать локти близ тела, пятки вниз и так далее. Шестиногие животные отличались неприятно неровной рысью, к тому же седло располагалось прямо над средней парой ног, и это усиливало тряску. Поэтому когда Виктор узнал, что его Фарун обучен возить коляску, то поспешил купить легкую четырехколесную повозку.
«Каких-нибудь две-три сотни лет назад люди на Земле передвигались на самых разнообразных видах таких штуковин, — с удивлением подумал он. — А теперь сохранились только названия: коляска, бричка, двуколка, кабриолет — и разберет их только антиквар».
Днем следующий сотрудник компании обучал детектива владению мечом.
— Мистер Хассельборг! Не размахивайте так клинком!
— Но именно так делают во всех боевиках.
— Да, но там добиваются эффектного зрелища, а я учу вас настоящему бою.
Потом они с Чжуэнем под руководством Гоиша практиковались в кришнянской разговорной речи и правилах поведения за столом. Ели здесь при помощи пары маленьких копий, похожих на обычные палочки, поэтому китаец обладал неоспоримым преимуществом. Гоиш, наблюдая за неуклюжими попытками Хассельборга, только свекольно краснел от сдерживаемого смеха.
— Давайте, смейтесь, — ворчал Виктор. — Между прочим, Совет мог бы ввести на планете хотя бы ножи и вилки.
Юноша пожал плечами:
— Совет стал очень строг с тех пор, как сюда проникла привычка курить табак, амиго меу* [16]. Столовые приборы, конечно, удобно, но в Совете боятся, что дать туземцам нож — значит спровоцировать войну.
— Кришняне и правда такие агрессивные?
— Не столько агрессивные, сколько отсталые. Наши мудрецы ожидают, когда здесь появятся более цивилизованные представления о государстве, праве и тому подобном. Думаю, Совет и сам не знает, чего хочет, его политика ужесточается из года в год. Некоторые говорят, что глупый Совет всегда найдет причины остановить прогресс на Кришне. Прогресс... Ах, друзья мои, я вернусь на Землю раньше, чем одряхлею настолько, чтобы дождаться прогресса на Кришне.
При этой неожиданной вспышке Хассельборг быстро переглянулся с Чжуэнем, и тот спросил:
— А какого мнения о политике Совета вы, сеньор Жулиу?
— Я? — переспросил по-английски Гоиш. — Я всего-навсего нерешительный, слабый и презренный юнец. У меня нет никаких мнений.
И он сменил тему.
Ляо-цзы уехал, а Хассельборг задержался еще на неделю, продолжая работать над своим туземным имиджем. Поскольку власти не позволили бы ему взять с собой фотографии Джульнар и Фаллона, он практиковался в ремесле художника, копируя их портреты карандашом и кистью, пока не достиг узнаваемого сходства. Он отклонил предложение Гоиша навьючить на себя полный комплект доспехов, но согласился на компромисс в виде кольчужной рубашки из тонких звеньев. Виктор приобрел также меч, кинжал с затейливой гардой, большую кожаную котомку со множеством отделений и гозаштандоу-португальский словарь. Словарь, как и все местные книги, был отпечатан на длинной бумажной полосе, сложенной затем в гармошку между парой деревянных обложек.
И вот однажды утром, до восхода, когда две из трех лун Кришны еще заливали волшебным светом окружающий пейзаж, Хассельборг выехал из северных ворот. Он чувствовал себя немного глупо в маскарадной шляпе и короткой куртке, но философски утешался, что терпел и худшее. Гоиш категорически отказался разрешить ему взять галоши. И Виктор, хоть и опасался промочить ноги, вынужден был признать, что галоши поверх кришнянских сапог из мягкой кожи выглядели бы чересчур экстравагантно.
— Вы захватили обещанное рекомендательное письмо? — спросил Хассельборг провожавшего его юношу, ожидая услышать отрицательный ответ, поскольку Гоиш под разными предлогами откладывал написание бумаги.
— Сим* [17], вот оно, — произнес тот с расстроенным видом.
— Что случилось? Просидели всю ночь напролет, сочиняя его?
— Почти. Пришлось долго подбирать нужные слова. Ни в коем случае не повредите печати, а то дашт сделается подозрительным. И, что бы ни случилось, помните: Жулиу Гоиш уважает вас.
Такое прощание показалось Виктору несколько странным, но он сказал просто:
— Ате а виста!* [18] — и пощекотал кнутом круп Фаруна, пока тот не устремился проворной рысью по дороге к Росиду.
