Эйв Дэвидсон - Феникс и зеркало
Вергилий, по-прежнему с серьезным лицом, снова новел своей вытянутой рукой, и та замерла, указывая на Клеменса. Алхимик принялся ерзать и кряхтеть в кресле, пытаясь увидеть то, на что указывает за его спиной Вергилий, - с помощью своего внутреннего глаза, того, что за пупком, но, похоже, безрезультатно. Наконец он крякнул, конвульсивно приподнялся и обернулся.
Там не было ничего.
Вергилий от души расхохотался, но резко оборвал смех. Алхимик обернулся еще раз и расхохотался тоже, но смех его прозвучал уже в тишине.
- Ну да ладно, - сказал маг губами, искаженными болезненной улыбкой. Ты, я и еще, быть может, один человек - вот и все, что осталось от мудрости в грубом и непристойном веке, где упадок и варварство достигли своих пределов, соревнуясь между собой лишь за лавровые венки, жезлы, ликторские значки, короны и престолы...
- Еще один. - Клеменс задумался. - Ну да, может быть... Аполлоний Тианский разве что? Да, пожалуй. Но...
- Но прости мне эту невинную шутку. Когда бы я весь день напролет был серьезным, то давно бы сошел с ума или... или согласился сделать Корнелии зерцало.
Клеменс тяжело разминал ноги.
- И что она сказала, когда ты ей отказал?
- А я не отказал, - ответил Вергилий.
- Слитки... Не говоря уже о самом изготовлении зеркала, о работе, которая лишь немногим легче, чем сооружение акведука, возникает проблема материалов... Что ж, для начала - слитки олова. Для начала нашего разговора, конечно. Изготовить зеркало с помощью слитков невозможно.
Книга за книгой ложились открытыми на поверхность длинного библиотечного стола, за которым они сидели - каждый со своей стороны. Клеменс держал свой палец на странице из "Руководства" Марии Египетской, в котором женщина - самый выдающийся алхимик своего века - излагала собственные мысли, посвященные не только теоретическим вопросам, но и изысканиям практического рода. Там же приводились и комментарии ее учеников. Вергилий же изучал свиток, содержащий в себе пятую книгу ученого сирийца Теопомпуса Бен-Хаддада "О Подобиях и Общности", посвященную философии психики души и ее многочисленных составляющих. Голову он положил на руку, так что указательный палец упирался в нижнюю губу.
Нет, конечно, слитки использовать нельзя. Суть всего труда состоит в том, чтобы создать _девственную_ вещь; обычное, простое зеркало - это всего лишь предмет из бронзы с отполированной поверхностью и крышкой, поворачивающейся на петлях, - вроде увеличенного медальона. Да, ходили слухи и бытовали легенды о том, будто где-то существовали зеркала, изготовленные из стекла, но способ их изготовления был неизвестен. Ни в одном из трудов никто даже не сообщал о том, что видел подобное зеркало, не говоря уже о советах, как его изготовить.
А указания, как изготовить предмет, о котором они говорили сегодня, были. И если не слишком многочисленные, то, во всяком случае, точные. Мария оставила записи о том, как изготовила подобное зерцало для Имперского Прокурора Александрии, а некий анонимный гений, известный как Мастер Кос, рассказал о том, что в своей жизни сделал не менее трех зеркал, два из которых оказались удачными. Кое-какие сведения на сей счет приводились и в "Халцеотионе" Теодоруса, и в "Справочнике" Руфо.
- Можно провести некоторое теоретическое обоснование. - Вергилий прервал тишину, обозначив свое возвращение из облаков мысли громким мычащим звуком. - Нельзя полагать, будто атомы, составляющие поверхность зеркала, пассивны и только отражают свет, не передавая никакого возбуждения вовнутрь. Иначе нам пришлось бы предположить, что взгляд совершенно неосязаем, а это, очевидно, не так, поскольку всякому многократно доводилось видеть, как человек оборачивается, едва чувствует неизвестным образом, - что ему смотрят в спину.
- Принимается, - резюмировал судейским тоном Клеменс.
- Но любая поверхность, воспринимающая осязаемые ощущения, - продолжал формулировать мысли вслух Вергилий тем скучным академическим тоном, который притуплял эмоции и оставлял часть мозга свободной для работы, должна передать некий отпечаток этих ощущений дальше. В любом случае сохранить его на себе. Откуда следует, что бывшее в употреблении зеркало кратко говоря - словно бы покрыто туманом, хотя и почти незаметным, возникшим в результате аккумулирования впечатлений. Поэтому для нашей работы весьма существенно, чтобы большая часть атомов металла, используемого в изделии, не имела никакой прежней истории. Ремесленной истории, я имею в виду. Обыкновенный мастеровой станет работать и со старой бронзой. Не то мастер - он возьмет лишь ту бронзу, которой ранее в природе не существовало. Но бронза не является самородным металлом. Это сплав меди и олова. Обыкновенный кузнец, чтобы сделать бронзу, использует слитки олова и меди. Иной раз, впрочем, медь доступна в форме окислов. Понятно, что он не способен изготовить девственную бронзу, поскольку имеет дело не с девственными оловом и медью. Лишь чистые вещества, еще никогда не попадавшие в работу, только они могут быть использованы при изготовлении магического зеркала. То есть...
- Ты обижаешь меня, излагая детали, известные любому новичку, не говоря уже об адептах, - раздраженно перебил его Клеменс. - Где-то на твоих полках лежат ноты музыки Верхнего Востока, сочиненной теми, кто исполнял ее при дворах царей Чандрагупты и Ашоки, - ты знаешь, как пылко я ее люблю. И что же, всякий раз, когда я прихожу к тебе, чтобы... когда сам не занят собственной работой, ты вечно говоришь со мной о вещах, которые мне совершенно не по вкусу. Драгоценное время проходит в пустых разговорах и потом оказывается, что уже слишком поздно, позднее, чем думал...
И он поднялся, чтобы уйти.
- Погоди минуту, - задержал его Вергилий движением руки.
Клеменс остановился и, морщась, принялся что-то бормотать себе под нос. Вергилий ненадолго замолчал. Наконец он улыбнулся - обычной сегодня улыбкой, болезненной и слабой.
- Помоги мне в этом деле, - сказал он, - и ты сможешь листать страницы музыки мастеров Чандрагупты и Ашоки (*6) сколько тебе вздумается. Я отдам книги тебе.
У Клеменса перехватило дыхание. Казалось, его огромная фигура раздалась еще больше. Взгляд алхимика блуждал по книжным полкам, словно он пытался обнаружить там именно эти книги. Лицо его побагровело, и он опустил сжатую в кулак ладонь на странный шар, поверхность которого была покрыта цветной картой - в соответствии с теорией Аристарха о том, что мир шарообразен.
- Послушай, - тяжело вздохнул он. - Эти книги были у тебя задолго до нашего знакомства. А в друзьях мы давно. И ты знаешь о моей страсти к ним. Что же такое для тебя эта Корнелия, что лишь теперь, и только теперь ты предлагаешь их мне в качестве платы за мой труд? Она тебе угрожала? Но чем? Она подкупила тебя? Посулила ключик из золота и слоновой кости от своей спальни? Сунула его тебе в ладонь? Ради исполнения ее причуды нам... потребуются время и тяжелый труд, если только это вообще исполнимо! Почему...
