Константин Жемер - Когти Каганата
– А что, Лаврентий Павлович, в Москве без меня – никак?
– Увы, Вольф Гершевич, увы… Как долетели?
– Прекрасно – спал в небо как младенец. А то, что гастрол пришлось прервать, даже корошо…, – гость слегка пришёптывал и коверкал слова, как это свойственно выходцам из Польши.
– Извините, одну секунду, – перебил Берия и, обратившись к агентам, объявил:
– Свободны, адъютанту передайте – нам два чая и сушек…
– Мне кофе с молоком, если можно, – поспешно поправил Вольф Гершевич.
Нарком провёл посетителя к чайному столику и, когда тот уселся, напомнил:
– Вы говорили о гастролях…
– Да, корошо, что всё кончилось. В Куйбышев, Горкий и другой город, весь зрител постоянно задавал мне один и тот же тягостный вопрос…, – помрачнев, Вольф Гершевич опустил глаза.
– Понимаю, – мягко сказал Берия, – о судьбах близких, ушедших на фронт…
– Ничего вы не понимайт! – махнул рукой гость. – В зал сидит двести или триста зрител, но вопрос – жив ли их сын, отец, муж – пишут в записках человек двадцать-тридцать… Всегда только тот, у кого… Кому своих дождаться не суждено… А другой не пишет. Ни разу не написал…
– И вы можете безошибочно…
– Это самый простой вещь, Лаврентий Павлович, – грустно кивнул Вольф Гершевич. – Что – я? Родственники погибши и сам всё чувствуйт, оттого и записки пишут… Другие продолжают надеяться, а эти пишут. Уже пишут!
– И как вы отвечаете на такие записки? – мрачно поинтересовался Берия.
– Давайте оставим этот разговор, – Вольф Гершевич передёрнул плечами. – Вы ведь меня не за тем сюда вызвал?
Тут в кабинет пожаловала весьма пригожая официантка с тележкой.
– Прошу простить скудность ассортимента, – без улыбки сказал Берия, – война диктует свои условности.
– Условности! – поморщился посетитель. – Товарищ Вольф их не любить. Сушка он тоже не любить… Но, можете не беспокоиться: товарищ Вольф обойдётся кофе. А позавтракает позже, в ресторан… Не нужно на меня смотреть с укоризна – человек, отдавший всё сбережение на строительство истребитель для фронт, имейт моральный право позавтракать в ресторан… Без всякий условность!
– Крыть нечем! – засмеялся Берия и жестом выпроводил официантку.
Гость медленно и с явным удовольствием выпил свой кофе, и только после этого объявил:
– Если с условностями покончено, давайте приступать к делу, а то я, понимаете ли, мечтать о яичница.
– Обиделись, да? – прижав руку к сердцу, проникновенно спросил Берия.
– Нет, конечно! – снова дёрнул плечами Вольф Гершевич. – Думаете, не понимаю? Я всё понимаю – кавказский обычай не допускает… как бы это сказать… быстрый застолье. Делаю вывод: вы не стали сервировать обильный завтрак не ввиду экономичность продукт, а ввиду экономичность время. Ну, не тяните, как говорят там, где я родился: czas to pieniądz[34]! Что там в папка? Протокол допроса, не так ли?
Нарком вздрогнул.
– Не беспокойтесь, в мой слова нет ничего э-э экстраординарни – простой догадливость, не боле, – криво ухмыльнулся Вольф Гершевич. – Папка, в который ваше ведомство принято держать протокол допроса, мне приходилось видеть и раньше. Конкретно, этот папка лежит точно посредина стола, следовательно, этим папкой вы занимались непосредственно перед мой появление. Объединяем наблюдения с вашей, бросающейся в глаз нетерпеливость, а также с тем, как поспешно меня выдернули из гастрольни турне, и получаем догадка, котори я только что рискнул поделиться.
– Э-э, нет, товарищ артист, меня не околпачишь, ваши способности – они не просто догадки…
– В большинстве случаев обхожусь обычни догадливость. Прошу помнить, каждый серьёзни напряжение мозг стоить мне очень дорого… Догадливость и телепатия вместе создаёт впечатление чуда.
– Да-да, вы, помнится, уже объясняли, – многозначительно кивнул нарком. – Но всякий раз, когда воочию приходится сталкиваться с необычными вещами… Любой человек с атеистическим мировоззрением…
– Атеистический мировоззрений и нежелание следовать предсказа…э-э добри совет, дорогой Лаврентий Павлович, когда-нибудь сведёт вас в могила! – быстро проговорил посетитель.
– Вы серьёзно? – искренне удивился Берия.
– Куда уж серьёзнее, – раздражённо скривился собеседник. – Только не спрашивайт больше сам о себе…
– Почему это?
– Те записки… У меня принцип: не говорить с люди об их собственный смерть и смерть их близких. К тому же, вы, несомненно, потребуете дата… Дата – самый сложный вещь. Но, прошу – хватит, давайт перейдём к более насущный вещь – например, к ваш папка, а там, надеюсь, и к мой яичница.
Сухо взглянув на собеседника, нарком подошёл к столу и вынул из папки листок, на котором до этого делал пометки.
– Сейчас вас проводят к военнопленному. Вот список вопросов, на которые я хочу получить ответы...
– Кто он, этот человек? – сощурился Вольф Гершевич.
– Матёрый враг, эсесовец, весь в татуировках. Мне сказали, что эти татуировки – скандинавские руны. Ребята с ним немного поработали – зубы выбили. Не пугайтесь…
– Не пугайтесь?! – искренне рассмеялся Вольф Гершевич. – Знаете, я не испугался, когда в тридцать девятый год, в Варшаве, люди из СС выбили весь передни зуб мне самому, так чего же пугаться теперь, когда в определённый смысл мы поменялись роль?
– Вот как? – изумился Берия. – Занятное совпадение… Не будь я атеистом, назвал бы этот случай предначертанием.
– Давайте на этом остановимся. Всё равно вы не верит в предначертаний, а я не верю в совпадений! – поднявшись с кресла, отрезал Вольф Гершевич…
…Через два часа чёрный бронированный «Паккард» вынесся на пустынные городские улицы и помчался в Кремль. Берия ехал к Сталину. Мимолётная поездка по городу оставила у наркома лишь одно впечатление: «Пыль, кругом пыль!». Толстый слой пыли лежал и на легковых автомобилях, выстроившихся неподалёку от здания правительства в Кремле. А на крыле ближайшего авто, явно принадлежавшего кому-то из военных, имелось заметное пятно ржавчины. Нарком неодобрительно покосился на это пятно и прошествовал мимо.
Всю первую половину дня в кабинете «вождя народов» длилось одно из совещаний Ставки Верховного Главнокомандования. Берия в этот орган не входил и обычно старался избегать участия в его работе, ибо с высшими военными чинами имел самые, что ни на есть, неприязненные взаимоотношения. Даже свои приезды к Сталину подгадывал так, чтобы не встречаться в коридорах с маршалами и генералами. Сейчас же приходилось мириться с неизбежностью подобной встречи. Но особый случай – на то и особый, чтобы на время позабыть об условностях! Дело в том, что нарком обязательно стремился поговорить с Верховным Главнокомандующим в промежутке между совещанием Ставки и намеченным через полчаса после него заседанием Государственного Комитета Обороны. А иначе как? Ведь регламент товарища Сталина расписан поминутно, и не так-то просто вклиниться в этот регламент с каким-то непредвиденным делом.
