Пол Андерсон - Тормоз
Баннинг был человеком не робкого десятка, но сейчас ладони его вдруг взмокли, а язык стал сухим и тяжелым. Капитану пришлось напрячься, чтобы язык повиновался ему. Он сглотнул и выдавил из себя:
— Вы тоже умрете.
— Я вполне готов к этому.
— Но вы ведь ничего не добьетесь! Только уничтожите корабль и погубите нескольких людей.
— Я все равно сделаю это, хотя бы для того, чтобы показать Охране, что мы еще на что-то способны, — сказал Гомез.
— Но для чего все это? — воскликнул капитан.
Лицо на экране сделалось совершенно нечеловеческим. Это было лицо, знакомое Баннингу, — лицо Цели, обретшей плоть и кровь.
— Вам совершенно не обязательно знать детали, — проговорил Гомез. — Тем не менее вы, возможно, поймете, что с нынешним слишком мягким отношением правительства к угрозе Кали на востоке и моральному падению на западе должно быть покончено, если только цивилизация выживет.
— Понятно, — пробормотал Баннинг так тихо, как будто говорил возле тикающей бомбы. — А поскольку терпимость вписана в закон Союза…
— Вот именно. Я ничего не имею против членов Союза. Но времена меняются. Если бы Фурр был сегодня жив, он согласился бы, что действовать необходимо.
— Всегда удобно использовать мертвых в качестве свидетелей, не так ли?
— Что?
— Неважно, — Баннинг кивнул сам себе. — Не предпринимайте пока никаких радикальных мер, Гомез. Мне нужно хорошенько подумать.
— Я даю вам ровно один час, — бесстрастно ответил тот. — Потом я начинаю. Сам я не инженер, но думаю, что смогу на что-нибудь пригодиться — я немного знаком с устройством атомных установок. Вызовите меня, когда будете готовы к сдаче. При первом же подозрении, что вы нарушаете наше соглашение, конечно, незамедлительно выведу из строя систему управления.
Изображение Гомеза исчезло.
Некоторое время Баннинг сидел неподвижно, чувствуя, что в голове совершенно пусто. Затем он добрался до контрольного щита, передал сообщение команде и вновь вернул кораблю вращение. По крайней мере, ощущение собственного веса им не помешает.
— Не спускай глаз с экрана, — приказал он, оставляя кресло первого пилота. — Вызови меня по интеркому, если что-нибудь произойдет. Я буду в больничном отсеке.
— Сэр? — Кастро недоумевающе смотрел на него.
— Удобное кресло, — сказал Баннинг. — Скорость эквивалентна температуре, не так ли? Если так, то нам всем предстоит заполучить лихорадку, которая, вероятно, убьет нас.
Девон лежал, распростертый, на операционном столе, прикрепленный к нему специальными приспособлениями. Вейн только что удалил пулю хирургическим пинцетом, прочистил рану и начал накладывать шов. Нельсон контролировал приборы, а Клеони стояла рядом, держа таз и губку.
Когда появился Баннинг, все повернули к нему головы с таким видом, будто он их неожиданно разбудил. Хирургические инструменты теперь были упрощены настолько, что операцию мог сделать любой космонавт, прошедший специальное обучение; но сейчас на операционном столе лежал человек, который мог умереть, и все внимание присутствующих было сосредоточено на нем, на биении его сердца.
— Как он? — спросил капитан.
— Не так плохо, сэр, учитывая его состояние. — Делая эту работу, важную и особую, Вейн чувствовал себя достаточно компетентным; и говорил он теперь твердо и уверенно. — Думаю, он намеренно подставил грудь, когда нападал, зная, что кости могут действовать как броня. Сломано ребро, порвана мышца, но это не грозит чересчур серьезными последствиями.
— А Джентри?
— Умер пять минут назад, сэр, — ответил Нельсон. — Я сунул его в холодильник. Может быть, на Ганимеде есть оборудование для оживления.
— Все равно, — махнул рукой Баннинг. — Когда мы туда прибудем, мозговой распад зайдет слишком далеко и не останется личности, о которой стоило бы говорить.
Его слегка передернуло. Чистая смерть — это одно, а такая… Он никак не мог к этому привыкнуть.
— Но, — продолжил он, — нельзя ли привести Люка в сознание? Прямо сейчас?
— Нет! — Клеони едва не ударила его тазом, который держала.
— Заткнитесь, — он повернулся к ней спиной. — Сомнительное милосердие — позволить ему спокойно спать сейчас и, возможно, умереть от истощения впоследствии за пределами Плутона. Итак, мистер Вейн?
— Гм-м-м… мне это не нравится. Но если вы на этом настаиваете, то, думаю, я смогу это сделать. Местная анестезия на область раны и умеренное количество стимулянта; кислород и неоплазма на случай… Да, я не думаю, чтобы короткий разговор ему серьезно повредил.
— Хорошо. Начинайте.
Баннинг потянулся за трубкой, вспомнил, что где-то обронил ее в суматохе, и выругался.
— Что вы сказали? — спросил Нельсон.
— Неважно, — отозвался Баннинг.
Хотя в нынешнее время с женщинами было принято обращаться, как с мужчинами, у Баннинга были старомодные представления на этот счет. Поэтому знание нескольких выражений на неведомых остальным языках оказывалось очень полезным.
Клеони накрыла его ладонь своей.
— Капитан, — тихо сказала она. Глаза ее были затянуты дымкой усталости и… сочувствия? — Капитан, обязательно нужно его будить? Он ведь получил такую травму… ради нашего блага.
— Возможно, только он знает, как спасти наши жизни, — терпеливо объяснил Баннинг.
В интеркоме послышался голос:
— Сэр… Гомез на мостике… он открепляет главное масс-резервуарное устройство, перекрывающее проход.
Вейн побелел, но работать не прекратил. Он понял.
Баннинг кивнул:
— Понятно. Вы не спрашивали у него, что ему нужно? Он обещал нам час.
— Да, сэр. Он сказал, что этот час у нас есть, но… но на всякий случай он хочет быть готовым.
— Ловкач. Ему пришлось бы долго провозиться с впускными клапанами: они отлично подогнаны и защищены полем. Тогда накачка шла бы еще дольше. Мы успели бы за это время выжечь для себя проход.
— Может, нам начать это делать, сэр? Сейчас!
— Может быть. Соревнование между его инструментами и нашими факелами. Я дам вам знать. Будьте наготове.
Баннинг снова повернулся к Девону, покусывая губы. Инженер боролся со слабостью. Не сводя глаз с его лица, капитан увидел, как затрепетали его веки, как слабая краска появилась на лице, а рот сделался твердым за прозрачной кислородной маской.
Клеони подошла ближе к столу:
— Люк…
Девон улыбнулся ей, и комната — холодное царство машин — наполнилась внезапно человеческим теплом.
Баннинг осторожно отстранил ее:
— Вы воспользуетесь своими правами позже, девочка.
