Владислав Романов - Дождь
- Это я вмешиваюсь в твои мысли, - виновато улыбнувшись, сказал он. Хотя, может быть, я и дурак! Все влюбленные - дураки!
Ее поразил светлый, чуть голубоватый оттенок его кожи без единой морщинки, тонкой и прозрачной, какая бывает у детей. Лишь глаза выдавали в нем взрослого мужчину, завораживая своей грустной глубиной. Изредка они вспыхивали, и тогда словно ночной мотылек бился в них, стараясь вырваться на свет.
- Я хотел рассказать тебе о том, что уже было с тобой, - он улыбнулся, и десятки морщинок разбежались от глаз и тотчас исчезли, не оставив никаких следов. - Это случилось так давно, что ты успела уже все позабыть...
- Кто вы? - испуганно спросила Лена.
- Я - Дождь... Я был дождем... Во всем живом бьется живая душа, даже в травинке. Когда ее рвешь, разве ты не слышишь ее писк, ее голос?.. А стоны деревьев? Голос ураганов? Шепот яблонь?.. Голос, цвет, запах - разве природа не живая вокруг? И каждая частичка ее, от мотылька до человека, наделена способностью чувствовать. Когда муравей убегает от опасности, в нем душа переворачивается от страха! А что мы перед стихией ураганов, молний и ветров, землетрясений и огня вулканов? Мы тоже малы перед ними, как Земля мала против Солнца и других звезд... Это случилось в Венеции.
- Что случилось? - не поняла она.
- Наша встреча.
Он показался ей некрасивым, даже уродливым. Большой рот, длинное лицо с тяжелым подбородком, лишь глаза, темные, горящие, скрашивали это первое неприятное впечатление. Уже потом она поймала себя на мысли, что он ей даже нравится и лицо не такое уж уродливое, просто надо привыкнуть, но в те первые секунды она невольно сжалась от страха, готовая закричать, хотя он так влюбленно и страстно на нее смотрел, что чувство страха мгновенно уступило чувству любопытства.
- Венеция - это которая на островах? - спросила она.
- Да, - кивнул он.
- Я там не была, - она улыбнулась.
- Ты просто забыла, - сказал Дождь. - Это было давно, лет пятьсот назад.
- Лет пятьсот?!. - Лена удивилась и, не удержавшись, засмеялась. - Это ж сколько же мне лет?!. Пятьсот семнадцать?!.
Она вдруг серьезно взглянула на него. Он улыбнулся, и десятки морщинок мгновенно разбежались от глаз. На мгновение он превратился в старика, но кожа тотчас разгладилась, и перед ней снова стоял прежний юноша.
- А Дождь... Это что, имя? - спросила она.
- Нет, раньше меня звали Андреа. Андреа Веротти, но это имя тоже придумал Козимо Медичи, меня младенцем нашли пастухи, и как меня звали, кто мои родители, все окутано тайной. Первым меня назвал Дождем Лоренцо, а потом в Храме мне вручили дождевые ключи... - Дождь осекся.
- Кто вручил? - не поняла Лена.
- Я не имею права говорить об этом. Иначе у меня отнимут память...
- Кто отнимет? Дождь помолчал.
- Мне хочется сказать тебе, что я давно искал тебя и теперь так счастлив, что нашел... Ты еще многое вспомнишь, ты просто забыла... - Лицо у Дождя дрогнуло. - А мне оставили память... - Он с трудом нашел силы, чтобы сдержаться. - Хотя, может быть, и не нужно, чтобы ты все вспомнила...
- А какая я была тогда? - неожиданно для себя спросила Лена. Нет, она еще не верила его словам. Просто спросила.
- Ты была как утренняя заря! - воскликнул он. - Такая же, как сейчас!
- А ты можешь вызвать дождь?
- Могу, - помолчав, ответил он.
- Я хочу дождь! Пусть будет дождь! - крикнула она.
- Хорошо, - ответил он. - Правда, мне запретили появляться в этих местах с тех пор, как построили этот завод...
- Стиральных порошков?
- Да... И потом, я почти уже человек...
- Ну немножечко, хоть капельку! - взмолилась Лена.
- Я попробую... Закрой глаза... - попросил он. Она закрыла глаза и тотчас почувствовала, как в лицо пахнуло прохладой. Когда она их открыла, в комнате никого уже не было. Яркое солнце вдруг угасло, и странная, тихая мелодия приплыла издалека, ее вел голос, заставивший Лену замереть в ожидании. Задрожали листочки яблонь, и тихо, незаметно, как входят боком в дверь, в сад вошел дождь. Он пошумел немного в листве и вдруг хлынул целым потоком, застучал по жестяным карнизам, асфальту, балконным решеткам, выводя нежную мелодию. Капли залетали в комнату, касаясь ее лица, мягкий свет проникал в сад и в комнату вместе с дождем. Лена как зачарованная стояла у окна, не смея шелохнуться. "Неужели я возвратилась?" - подумала она, и яблони в саду зашумели, захлопали ветвями, как крылья, точно собираясь взмыть в небо. Солнечный луч, разбив пасмурный круг, упал в сад.
Лев Игнатьевич Шилов, закончив балконные процедуры - семнадцать приседаний, руки вперед, в стороны, вверх, - уже мурлыкал в ванной "Солдат всегда солдат", тщательно выбривая щеки (в три часа утверждение устава и инструкций КВР в горжилкомхозе).
Настроение у него намечалось бодрое, ванны умягчили поясницу, а в споре с водорасхитителями у него прибавился еще один весомый аргумент.
- Итак, товарищи, представьте себе, - репетировал он, намыливая подбородок, - предстоящую выпускницу школы Елену Петровну Неверующую! Она возвращается с похвальным листом в руках, в бальном платье, несет документ, который открывает ей путь в нашу светлую жизнь (некоторое преувеличение всегда возможно, считал Шилов), и вдруг - на нее выливают ведро воды! Платье всмятку, похвальный лист в грязи! Что может подумать о будущем наша юная квартиросъемщица после такого удара?!. Мир кажется ей разбитым! И это в то время, когда весь наш народ, напрягая все усилия, заканчивает очередную пятилетку! Я не буду касаться уголовно-процессуальной стороны этого вопроса: порча документа и платья. Коснемся лишь одного: экономии воды. Что значит ведро Н20 в наших условиях, когда передовые предприятия отрывают от своих нужд последнюю кружку для населения. Жильцы наших двух домов перешли уже на электробритвы, чтобы экономить воду на бритье, а я лично развожу мыльную пену туалетной водой, чтоб сэкономить хоть двадцать грамм этого ценного продукта!..
Не думайте, что Лев Игнатьич погрешил здесь против истины, он действительно разводил мыльную пену с помощью одеколона "Туалетная вода" фабрики "Восход", это заодно и освежало. Он уже хотел продолжить чтение своего доклада, где скрупулезно подсчитал, в каких изделиях больше всего воды, чтобы призвать к сокращению их выпуска, но в этот момент он вдруг вспомнил, что не знает фамилии квартиросъемщицы из соседнего дома, пролившей ведро. Он бросился к телефону и только тут заметил, что с балконного перильца свисают крупные капли, а на полу перед балконной дверью целая лужа!
Шилов выскочил на балкон и остолбенел: по переулку бежали ручейки. Дрожащей рукой он набрал Бюро прогнозов. На вопрос, шел ли сегодня дождь, Лев Игнатьевич услышал язвительный смешок, после чего женский голос ответил: "Вы в своем уме, гражданин?", и повесили трубку.
