Сергей Розвал - Невинные дела
5. "Лучи смерти"
- А газеты ты часто читаешь? - Да, сэр. Каждый день, сэр. - А что тебя там больше всего интересует? - Судебная хроника, бега и скачки, футбол. - Политика тебя не интересует? - Нет, сэр. "Будет ли война?" - Этого никто не знает... - "Лучи смерти" могут превратить целые континенты в пустыню". - Это ты тоже прочел в газетах?.. - Да, сэр... К.Чапек. "Война с саламандрами"
"Лучи смерти" надолго стали той сенсацией, которая оттеснила на задний план и матчи бокса, и свадьбу "мясной принцессы", и даже атомную бомбу. Ведь испытания атомной происходили где-то на островах или в отдаленных местностях - к неудовольствию любопытных; эти чудаки ученые, изготовив настоящую бомбу, почему-то никак не могли сделать простой комнатной модели, чтобы показать взрыв среди оловянных солдатиков или, как это принято у ученых, в клетках с белыми мышами. Правда, в универсальном магазине Конрой и Конрой, да и в других магазинах, бойко распродавались богатые наборы разнообразных детских атомных бомб, очень эффектно (но совершенно безопасно для детей) разрывающихся на столе. Но, к сожалению, все это было лишь игрушкой, лишь имитацией, без единого атома атомной энергии. Совсем иное зрелище представляли "лучи смерти". Их можно было демонстрировать публике в эстрадном порядке, так же, как, например, тех 39 знаменитых, достаточно обнаженных дев, которые приобщали к искусству людей, очень далеких от него. Подобно этому и демонстрация "лучей смерти" приобщала к миру науки людей, которые о науке знают не больше, чем теленок о составе молока своей мамаши. В том же огромном зале, где не так давно профессор Чьюз демонстрировал свои лучи, в течение многих дней подряд происходила демонстрация нового изобретения. Необычное начиналось с того момента, как зритель вступал в зал. На огромной открытой сцене были сооружены целые улицы с макетами зданий, над ними реяли подвешенные под потолком алюминиевые модели самолетов. По удару гонга в зале и на сцене гас свет, и вдруг из таинственного аппарата, прорезывая тьму, вырывался тонкий луч и один за другим пронизывал макеты. Он затухал, наткнувшись на поставленную позади, у стены, толстую свинцовую перегородку, непроницаемую для лучей. Едва тонкий огненный меч пронзал игрушечное здание, оно ярко вспыхивало - и вот уже горела вся улица, а наверху, под свинцовым потолком, пылали самолеты. В дело вступали пожарники со своими огнетушителями. Огонь сбивали, но от зданий оставалась лишь маленькая кучка пепла. Очень эффектен был также взрыв морской мины. В большой стеклянный аквариум пускали миниатюрный заводной кораблик. Как только он проплывал над укрепленной на якоре небольшой красной миной, изобретатель включал свой аппарат, посылая в воду луч. Мина взрывалась, поднимая фонтаны воды, и корабль выбрасывало из аквариума. Будь это не игрушка, его разорвало бы на части. Особенно большое волнение возникло в публике, когда однажды по всему огромному залу снизу доверху, из уст в уста прокатилась весть, что здесь, вон там, впереди, в первом ряду, сидит профессор Чьюз. Какой драматический момент! Люди вставали, вытягивали шеи, наводили бинокли: "Где? Где? Вон там, смотрите, вот он, вот он!.." Напряжение нарастало вплоть до начала демонстрации, когда стало известно, что произошла ошибка: в первом ряду сидел не старый профессор, а его сын - Эрнест Чьюз-младший. В этот вечер восторг публики, казалось, достиг предела: инженера Ундрича наградили бурными овациями и забросали цветами и яркими лентами серпантина. Под клики толпы Ундрич раскланивался, растроганно приложив руку к сердцу. Эффект несколько был испорчен выкриками откуда-то сверху: "Долой поджигателей войны! Долой лучи смерти!" Служители бросились разыскивать нарушителей порядка, но такие же возгласы раздались с других концов, и сверху посыпались листовки с призывом к миру между народами. По этому поводу "демократические" газеты писали, что коммунисты со своими неуместными призывами к миру становятся просто невыносимыми. Всякие такие призывы в публичных местах надо рассматривать как злонамеренное нарушение общественного порядка бранными словами. "Доколе же наша полиция будет благодушествовать?" - возмущенно спрашивала газета "Честь". Газеты и многие общественные деятели старались как можно шире раздуть воинственное пламя. Достаточно привести некоторые высказывания: "Великий ученый Ундрич изобрел могущественнейшие лучи - чудо XX века! Они все испепелят на своем пути! Кто владеет ими - непобедим!" "Рекорд сенсаций" "Инженер Ундрич решил задачу, которая оказалась не по плечу его учителю профессору Чьюзу!" "Вечерний свет" "Мой старый нос уже чует дивный запах гари сожженных коммунистических городов. Бравиосимо, инженер Ундрич!" Интервью сенатора Хейсбрука, командора "Великого легиона" "Инженер Ундрич вложил в наши справедливые руки непобедимое оружие. Используем его для защиты свободы самым гуманным образом. Зачем нам сжигать население Коммунистической державы? Мы - принципиальные враги кровопролития. Подождем, пока на обширных равнинах Коммунистической страны созреют хлеба. Тогда тысяча-другая самолетов с лучами Ундрича над этими полями - и мы мирно, без крови, без разрушений, без всяких с нашей стороны потерь достигнем своей благородной цели!" Интервью господина Плаунтетера, Великого Шеф-Повара общества "Львы-вегетарианцы" Помимо похвал изобретателю, газеты расточали самые лестные отзывы о новом военном министре генерале Реминдоле. Именно благодаря его сверхчеловеческой энергии и организаторскому гению удалось так быстро осуществить великое изобретение. "В то время как президент деликатничал с профессором Чьюзом, - писала "Свобода", - новый военный министр не унизился до разговоров с изменником. Невзирая на его профессорское и прочие ученые звания, генерал Реминдол попросту махнул на него рукой и поддержал его неизвестного, скромного ученика - инженера Ундрича. Генерал проявил ту дальновидность, которой, увы, не хватило ни его предшественнику, бывшему военному министру Ванденкенроа, ни господину президенту. Будем же и мы дальновидны: президентские выборы не за горами. Не забудем, что на посту президента в наши тяжелые дни нужен сильный человек!"
6. Об атомных бомбах и кремневых ножах
Требуется известная смелость для того, чтобы защищать науку. Но если не бороться за дело всей нашей жизни, то как оправдать тогда свое присутствие в лаборатории? Говорят: "Это политика, а мы не хотим вмешиваться в политику". Но, право же, честная политика - это прекрасная вещь, которую хотят дискредитировать из дурных побуждений. Фр. Жолио-Кюри
- Ундрич - мой ученик, понимаете, мой ученик! - восклицал профессор Уайтхэч, гневно отшвыривая одну газету за другой. Как они воспевали, восхваляли, славословили дотоле никому не известного Ундрича! А сам Ундрич и Реминдол посмели скрыть от него секрет! Это была неожиданная катастрофа, которую Уайтхэч никак не мог осмыслить. Он заперся в своем кабинете и распорядился никого не принимать, даже Чарльза Грехэма. - Ундрич - мой ученик?! Они посмели назвать его моим учеником? - гневно разбрасывая газеты, кричал в своем загородном особняке профессор Эдвард Чьюз. Разглаживая смятый лист "Вечернего света", он в двадцатый раз перечитывал: "Инженер Ундрич решил задачу, которая оказалась не по плечу его учителю - профессору Чьюзу!" Что делать? Написать этим мерзавцам? Но по прежнему своему опыту он знал, что это бесполезно; кто-кто, а уж "Вечерний свет" наверняка его письма не напечатает. Но гнев требовал исхода, Чьюз просто был не в состоянии сидеть сложа руки и принялся писать. "Ундрич - не мой ученик, - писал он, - хотя бы уже потому, что никого и никогда я не учил, как истреблять людей. Да, это мне "не по плечу", потому что это не задача науки. Ученый палач - все-таки палач, а не ученый. В прошлом Ундрич действительно работал в моей лаборатории, и я очень сожалею, что не сразу раскусил его. Все же я выбросил его из своей лаборатории довольно скоро - во всяком случае до того, как он мог взять что-либо у меня для своего позорного изобретения. Я счастлив, что и в этом смысле Ундрич не мой ученик!" За этим письмом застал отца приехавший к нему Эрнест Чьюз. Старик показал сыну письмо. Тот улыбнулся. - Отец, ты же знаешь, что делаешь это для самоуспокоения. Думаешь, письмо напечатают? - Они обязаны... - Ах, обязаны... Ну, тогда конечно... Отец помолчал и... разорвал письмо. Эрнест сделал вид, что не заметил этого. - Я к тебе, отец, по делу, - сказал он так, как будто бы разговора о письме и не было. - "Ассоциация прогрессивных ученых" организует собрание. Пора уже каждому определить свое отношение к борьбе за мир. Мы рассылаем приглашения всем. - Что значит: всем? - спросил Чьюз. - Всем без различия взглядов. И Уайтхэчу, и Ундричу, и Безье... - Ты думаешь, они за мир? - Нет, не думаю! Но пусть открыто выскажут свое мнение. Пора уже размежеваться. А то ученые, ученые... Все ученые, да разные... - Они не явятся. - Пусть. Этим откроют свое лицо. - Не особенно-то они его скрывают... - Ах, отец, в конце концов, не в этих волках дело. Ведь немало и таких, которые никак не решаются занять определенное место: они "нейтральны"! И когда все эти Уайтхэчи трусливо промолчат - свое действие это окажет, будь уверен!
