Андрей Салов - Смертоносная планета
Тополиная аллея, десятилетиями радовавшая человеческий глаз уютной зеленью листвы, укрывающая летом от пронизывающего жара небес, дарящая изможденному путнику благодатную прохладу, исчезла. Исчезла, как воспоминание о старом мире, с его зеленью аллей, дающих приют влюбленным парочкам. Привычный с детства мир исчез, и глянул на людей новый мир, одетый в свежие, блистательные одежды.
Там, где некогда находилась привычная глазу тополиная аллея, шумел пышный первобытный лес. Тянулись к солнцу кроны гигантских папоротников и хвощей, множество разнообразных и диковинных растений, занимали свое место под солнцем, как полноправные хозяева здешних мест. Всем своим видом давая людям понять, что они здесь всерьез и надолго.
Увиденное напоминало мираж, столь часто встречающееся в пустыне явление. Но здесь была не прокаленная солнцем пустыня, а гнетущий полумрак подвала, и как люди не терли глаза, дьявольское наваждение не исчезало, а словно издеваясь над людьми, становилось все более отчетливым, вплоть до мелочей. Это не мираж, и не наваждение. Нужно смириться, и строить дальнейшую жизнь с осознанием того, что с прошлым покончено навсегда, благодаря небеса за чудесное спасение.
Вдоволь налюбовавшись красотами открывшегося взору мира, люди собрались на совет, чтобы решить, как жить дальше. Все, что было прежде, до этого дня, кануло в прошлое. Взаимные претензии и упреки были забыты, отметены, прочь, как ненужная шелуха. Необходимо объединиться, стать одной семьей, чтобы на равных противостоять чуждому миру, бороться с ним, и выйти победителем из этой схватки.
Стихийно возникшее собрание жителей подземного мира, на котором решалась их дальнейшая судьба в свете сложившихся реалий, маячащих за окном стволами гигантских хвощей и папоротников, набирало силу. И если первые полчаса выступления собравшихся были не более, чем охами по поводу случившегося, далее они приобрели более конструктивную направленность. Сколько ни причитай по поводу исчезновения тополиной аллеи, а также всего, к чему люди привыкли за прожитые годы, изменить что-либо нельзя. Нужно привыкать к новым реалиям, и как-то выживать, приспосабливаться к изменившейся внешней среде, и не просто сосуществовать с природой, а делать это с пользой и выгодой для себя. Время вздохов осталось в прошлом, таком же далеком, как и прежний, ныне исчезнувший мир, о котором люди будут вспоминать еще очень долго, пока память о нем не исчезнет, вытесненная новыми впечатлениями.
Когда исчезнувший мир забудется, он будет еще некоторое время являться людям во снах, полных неведомого томления и грусти. Но это будут просто сны, красивые миражи, яркие, и такие отчетливые, но забывающиеся напрочь после пробуждения, оставляя на душе лишь горечь и тоску по чему-то далекому и невероятно прекрасному, но, безнадежно потерянному. Сменится поколение. Родятся новые люди, которые придут на смену ныне живущим, и сны их, уже не будут омрачены отголосками прошлого, наполнены иным смыслом и содержанием, нежели у родителей. Возможно, когда-нибудь, на генном уровне, промелькнет в чьем-то обманном сне обрывок далекого, замшелого прошлого, и тут же исчезнет, не оставив после себя и следа, цветная картинка, и не более того.
Всю жизнь просидеть в подвале невозможно. И хотя правительство позаботилось о своих гражданах, обеспечив их продуктами питания и медикаментами, прожить на них бесконечно долго, прячась, подобно кротам под землей, невозможно. Да и запасы не такие уж большие. Из расчета месячной нормы довольствия на человека. Если расходовать продукты экономно, ввести ряд ограничений, можно продержаться немного дольше. А что потом? Голодная смерть?
Месячная норма довольствия была не случайной. Правительство не ставило перед собой задачи поделить все до последнего зернышка и клубня картофеля среди граждан, и после этого самоустраниться. Закрома планеты были полны и необъятны, даже после случившейся дележки по случаю пришествия на Землю неведомого Облака. Месяц правительство отводило себе, чтобы мобилизовать все имеющиеся ресурсы, людей и технику, и справиться со свалившимся на Землю пришельцем, совладать с его агрессией, вернуть планету к привычному людям состоянию. Сделать ее безопасной для человека.
Сидеть и тупо ждать, дрожать от страха, вслушиваясь в шорохи, доносящиеся извне, вздрагивая от каждого звука в ожидании помощи, люди не могли. Так легко сойти с ума, и никакие доктора, пришедшие вместе со спасателями, не в состоянии будут помочь человеку, тронувшемуся рассудком в мрачных глубинах подземелья. Панический ужас перед открытым пространством, тем более больший, чем больше это самое пространство, навсегда отпечатается в мозгу несчастного, медленно убивая его, пока не отправит на тот свет. И врачи окажутся перед выбором, извлечь несчастного из тьмы подземелья в яркий свет наземного мира и тем самым обречь его на смерть от отравляющего разум страха, или же оставить доживать свой век в подвале, подкармливая его, с ужасом наблюдая за тем, как человек, разумное существо с божьей искрой в сердце, превращается в зверя. Злобного, замкнутого и нелюдимого, смысл существования, которого заключается в том, чтобы набить урчащую от постоянного, неуемного голода, утробу.
А если спасатели не придут и через месяц? Что тогда? Ждать, уменьшая раз за разом и без того скудную норму питания, продолжая настороженно прислушиваться к звукам доносящимся извне. И возможно, наверху эти звуки, за редким исключением, не сулят человеку ничего плохого, в подземелье все они кажутся враждебными и пугающими. У людей, проведших много недель под землей, останется только два выхода, массовое помешательство, или голодная смерть.
И пока голод, и помешательство еще невероятно далеки от людей, не появилось навязчивой привычки встречать очередной рассвет на грязном матрасе в подвальной пыли, нужно действовать.
Время охов и стенаний осталось позади. Сидеть и ждать, сложа руки прихода спасателей, они не могли, опасаясь свихнуться от скуки и безделья. Недельного сидения в кромешной тьме подвала, озаряемой лишь тусклым светом одинокой свечи, безмолвно роняющей восковые слезы на пыльный пол, людям хватило по горло. Одинокая свеча была одинокой не потому, что была одна, нет, их было много, ими можно было иллюминировать весь подвал, самые его отдаленные углы, и прожить всю эту кошмарную неделю как днем. Делалось это из экономии. Неизвестно, что ждет их на поверхности, но одно было понятно всем, возвращения к прошлой жизни не будет. И раскинувшийся вокруг первобытный мир, как-то несостыковывался с таким понятием, как электричество. А значит, ночи будут темными, непонятными и страшными, и свечам найдется более достойное применение, нежели тупое освещение пыльного подвального убожества.
