Георгий Шах - Питон
— А как насчет морали? — спросил он, утирая слезы.
— Какая мораль? При чем тут мораль? Повторяю, я создал научное произведение.
— Ладно, — махнул рукой Тюльпанов, — давай его сюда.
В следующие несколько часов они знакомились с творчеством своего подопечного, который выбрасывал в рубку страницу за страницей; общее число их перевалило за тысячу. Темой своего исследования Питон избрал «Методику определения ценности научных работ», не без оснований полагая себя специалистом в этой области. Но какая это была чудовищная ерунда! Помесь списанных отовсюду фрагментов с банальными рассуждениями на уровне третьеклассника. Высокопарные и ничем не подкрепленные декларации, изложенные бесцветным тусклым языком. Все это вызвало только смех.
Закончив чтение и посоветовавшись, они включили связь.
— Ну как? — раздался нетерпеливый голос Питона. Он явно предвкушал триумф.
— Ты проделал большой труд… — осторожно начал Тюльпанов.
— Работал двое суток не покладая рук, — сообщил Питон.
— Книга отличается стройностью композиции, широтой охвата проблематики, глубиной проникновения в суть явлений, — продекламировал без смущения Тюльпанов, исторгнув у автора вздох удовлетворения.
— Не все, конечно, в ней равноценно, есть отдельные недостатки.
— Без этого не обходится, — снисходительно признал Питон. — Я готов учесть дельные замечания.
— А как насчет проходимости? Тут мы вынуждены положиться на твою беспристрастность.
— Можете не беспокоиться. Я проэкзаменовал себя, и результат оказался выше всяких ожиданий — 94 процента.
У Тюльпанова глаза на лоб полезли. Гутва чуть не плюхнулся со стула.
— Да это мировой рекорд!
— Кажется, так, — скромно отозвался Питон.
— И все же, Питончик, согласись, было бы неэтично ограничиться твоим заключением о собственной рукописи. Придется отдать ее на повторную экспертизу.
— Вот это уже ни к чему, — заволновался Питон. — Попадет еще к какому-нибудь дураку. — Вы что, мне не доверяете?
— Отнюдь. Но порядок есть порядок.
— Я бы предпочел избежать дополнительных рецензий, — сказал Питон и небрежно, как бы невзначай, добавил: — Кстати, я тут между делом решил себя перепроверить — вернулся к некоторым забракованным рукописям, и оказалось, что с известной натяжкой их можно пропустить.
— Любопытно. А сколь велика натяжка?
— Процент-другой. Словом, пустяки.
— Послушай, Питон, а ты не мог бы еще раз посмотреть рукопись Ляпидуса? — сказал Вайль.
— Почему бы и нет? Я их все держу в памяти. Минутку… Смотри-ка, вот сюрприз… Тянет на пять с лишним. Жаль, Ляпидус не дожил до этого счастливого мгновения. Урок для нас всех. Как говорится, семь раз примерь, а один отрежь. Так вы уж позаботьтесь, чтобы моя книга вышла. Есть у меня еще одна задумка…
Высокая комиссия не могла скрыть своего удивления, узнав, что при сохранении прежнего порога проходимости Питон начал пропускать четыре из каждых пяти отданных ему на экспертизу трудов.
— Чем вы это объясните? — спросил Нолли.
— Тут двух мнений быть не может, — заявил Тюльпанов. — Повысилось качество научных работ. История с Ляпидусом заставила всех призадуматься. Одни, как я и предвидел, стали ответственней, не несут сырых рукописей. Другие, прослышав о неумолимости и неподкупности Питона, предпочли вовсе не браться за перо. Поверьте мне, он нам постепенно вычистит всех графоманов.
— Посмотрим, — скептически заметил Нолли.
С единодушного согласия всех членов комиссия было разрешено продолжить эксперимент.
Оставшись вдвоем, соавторы поздравили друг друга с благополучным исходом.
— Теперь, впрочем, у нас другая забота, — вздохнул Вайль. — Как утихомирить Питона. Он ведь скоро потребует присвоить ему степень доктора наук, а там, глядишь, попросится в академики.
— Что-нибудь придумаем, — отмахнулся Тюльпанов, не желавший портить себе настроение. — Вот вы мне, Максим, лучше другое скажите: почему Питон вдруг клюнул на приманку? Я ведь так его уламывал, но он был непреклонен, как скала. Все твердил про свои нравственные принципы.
Вайль покраснел.
— Грешен, — сказал он, — я ненароком подслушал ваш с ним разговор.
— Ага. Ну и что?
— Очень просто. Вставил ему небольшой блок тщеславия. Или честолюбия. Называйте, как хотите.
