Александр Студитский - Сокровище Черного моря
- Было, время, когда проблемы накопления и использования энергии казались неразрешимыми без привлечения живого вещества. Это был период классических работ Тимирязева. Период, когда господствовали романтические представления о космической роли растения... о хлорофильном зерне, концентрирующем энергию солнечных лучей. Это была эпоха полной зависимости человека от живого вещества. И если профессор Смолин приглашает нас вернуться к масштабам и представлениям тех лет, я категорически возражаю против его предложений... - Оратор налил из графина воды, но не отпил, а только поднял стакан, возбужденно смотря на аудиторию. - И никому не советую увлекаться ими...
Ольга стремительно повернулась к Петрову. В ее глазах блестели слезы злости и отчаяния.
- Что же это, Аркадий Петрович, - зашептала она, кусая губы. - Как можно так... Перед такой аудиторией... В присутствии иностранных гостей...
Петров успокоительно положил руку на дрожащие пальцы девушки.
- Ничего, ничего, успокойтесь. Евгений Николаевич ему не спустит...
- Но зачем же...
- Тс-ос! - остановил Петров Ольгу.
Но возбужденное сознание девушки уже плохо воспринимало смысл речи Калашника. Слова оратора доходили до нее, как звуки мало знакомого языка. Она откинулась на спинку кресла, с тоской дожидаясь, когда он кончит говорить.
До этого выступления она была в беспрерывном восторженном возбуждении. Третий день длился праздник, - шел съезд ученых, на котором она впервые присутствовала как равноправный участник. Правда, ее участие в работе съезда было очень скромным: фамилия Дубровских фигурировала в числе пяти авторов маленькой работы, представленной в тезисах докладов десятью строчками текста. Но этой работой руководил сам профессор Смолин, которому была предоставлена честь выступить с программным докладом на первом пленарном заседании съезда.
Все было прекрасно: и содержание его выступления, насыщенное фактами, экскурсами в историю науки, волнующими обобщениями, и форма-острая, яркая, запоминающаяся. Председатель съезда, академик Герасимов, слушая Смолина, забыл о регламенте. Съезд устроил докладчику овацию... Ольга отчаянно хлопала, стоя, с пылающими щеками, не сводя с учителя влюбленного взгляда. Казалось, это была победа над недоверием, пренебрежением, над косностью старого, сопротивляющегося проникновению нового в науку. Экскурсия участников съезда на биологическую станцию оставила, однако, в душе Ольги маленькое зернышко сомнения - победа ли это?
И вот-наступление противника. Обидная, незаслуженно резкая критика того дела, ради которого профессор Смолин жил и работал. Не поправки, не указания на отдельные недочеты, а безоговорочное отрицание основных положений, разрушающее фундамент, на котором построена вся теория Смолина. У Ольги не было опыта в научной полемике, и ей казалось, что это наступление не оставляет камня на камне от того, что создавала вся лаборатория Смолина, - создавала упорно, сосредоточенно, вдохновенно...
Ольга с трудом переводила дыхание. Ей было душно, хотя в огромном зале поддерживалась ровная умеренная температура.
Незримые и неслышные вентиляторы беспрерывно подавали в зал очищенный, увлажненный, обогащенный кислородом, прохладный воздух. Ольга бросила рассеянный взгляд вокруг. Двадцать рядов партера - шестьсот делегатов съезда - внимательно слушали оратора, обратив к амфитеатру блестящие лысины и седые шевелюры. Далее, обнимая партер широким полукругом, поднимались десять рядов амфитеатра, заполненные молодежью, бурно реагирующей на все происходящее в зале. Ольга и Петров сидели в предпоследнем ряду. Амфитеатр опоясывало кольцо лож, из которых поблескивали бинокли и объективы фотоаппаратов. Здесь сидели почетные гости и корреспонденты газет и журналов. Временами вспыхивали ослепительные огни мощных прожекторов, освещая президиум и трибуну. Сейчас же по всему кольцу лож проносился шорох, жужжание и щелканье фото- и киноаппаратов.
Калашник заканчивал свою речь, сердито хмурясь на прожекторы, то и дело бросающие свет на его покрасневшее лицо с крупным носом и блестящим от выступающего пота выпуклым лбом и огромные руки, сжатые в кулаки на краю кафедры.
- Ныне наступила новая эра, - гремел его низкий голос. - Эра освобождения человека от власти живого вещества. Человеческий разум проник в недра атома, где нашел неисчерпаемые источники энергии, не стоящие ни в какой зависимости от энергии, аккумулируемой доселе растительными организмами из солнечных лучей. Зачем же нам привлекать живые организмы для осуществления процессов, неизмеримо более доступных, чем внутриатомные процессы, которыми овладел человек?..
Плеск аплодисментов прокатился по амфитеатру. Хлопали в партере и в ложах. Председатель тронул колокольчик. Калашник вытер платком лоб и красную шею, выпирающую из мягкого воротничка, и продолжал, потрясая тяжелым кулаком:
- Я напомню присутствующим предсмертную статью академика Вернадского, в которой он вводит понятие ноосферы - оболочки земли, преобразуемой творческой деятельностью человека. В ноосфере с космической ролью выступает не хлорофильное зерно, собирающее солнечную энергию, не организмы-концентраторы, накапливающие известь, кремнезем, азот и другие вещества, а сам человек, вмешивающийся в ход развития материи и управляющий им...
Снова плеснула волна аплодисментов. Но Калашник, уже не останавливаясь и сердито махая рукой, чтобы ему не мешали, заканчивал речь:
- Уже давно позади тысячелетняя зависимость человека от живых организмов в производстве сложнейших, так называемых органических веществ, проще говоря, углеродистоазотистых соединений. Зачем же нам для концентрации простейших тел - химических элементов, пусть даже это и редкие металлы, переходить от методов физической химии к организмам-концентраторам, да еще таким, какие не существуют в природе и должны быть выведены путем селекции? Нет, товарищи, уже это не биогеохимия, а алхимия XX столетия... В этой работе нам, физикохимикам, с вами не по пути...
Он кончил, ему захлопали в разных концах зала. Но сквозь шум аплодисментов Ольга расслышала негромко, но четко прозвучавшее слово: "Идиот!"
Она обернулась в направлении звука. ..В полумраке ложи белела чья-то борода и светлым пятном выделялось платье женщины. Приглядевшись, Ольга узнала профеосора Радецкого и его спутницу. Ольга пожала плечами и перевела взгляд на трибуну. Калашник медленно спустился с возвышения и пошел по проходу между креслами к своему месту. Ольга не сводила с него глаз. Навстречу Калашнику из второго ряда партера перегнулся высокий худой человек, протягивая ему руку.
