Александр Белаш - Портал
– Да, точно, они. Хорошо, что ты не обманул. – Натягивая шапку и запахивая шарф, гость не прощаясь устремился к выходу и лишь на пороге коротко оглянулся, прибавив: – Иначе бы ты неприятно умер.
Виктор – в незастегнутом плаще, без кепки – догнал визитера, когда тот в компании бомжа с мешком уже вступил на пустырь за девятиэтажками. Запыхавшись, он не сразу смог говорить внятно:
– А я вам ору, ору!… Куда вы гоните?!
– Мы спешим, – хмуро ответил гость.
– Вот, – Виктор обеими руками протянул глиняную голову, кое-как завернутую в растрепавшуюся на бегу газету. – В подарок, на память. Потому что… за такие деньги, и без ничего уходить… возьмите!
– Мне?! – Гость был изумлен и озадачен, не веря тому, что ему подносят такой дар, и не зная, как поступить. – Это слишком щедрый дар, я не могу принять.
– Берите! – Виктор едва не силой вложил голову в ладони гостя. – Я что – зря бежал?
– Ты умеешь дарить, – признал гость. – Но мне нечем отдариться. Разве что… – посмотрел он на бомжа, и тот мигом вытащил из мешка несколько денежных пачек.
– Нет, нет!… – отмахнулся Виктор. – Если можно – я бы заглянул на вашу сторону. Другого случая не будет. И все, мы в расчете.
Бомж хохотнул, а гость в замешательстве наклонил набок голову:
– Если хочешь… идем.
Ближе к середине пустыря гость, зажав глиняный подарок под мышкой, вынул одну из фотографий, на ходу как бы сгреб с нее невидимую пленку и выбросил руку вперед, раскрыв кулак в растопыренную пятерню: раздался хлопок и шелест, на фоне ночного снега возникла чернота в форме надгробия. Повернув фото изображением к себе, гость убедился, что дефект с карточки исчез, – и выбросил ее. Двое в черных пальто, не останавливаясь и не замедляя хода, вошли во тьму, как в густой дым.
Запнувшись, а затем собравшись, словно для прыжка, Виктор все-таки решился и шагнул вслед за ними, но на пороге темноты задержался, положив ладони на закраины черного входа и просунув по ту сторону лишь голову. В тот момент, когда он продвигался сквозь непроглядную завесу, появился звук ножа, прижатого к вертящемуся точильному кругу, – стремительно приближаясь издали, как вой падающей бомбы, он заполнил собой весь мир, стал подавляюще громадным, нестерпимым, жгучим и осязаемым, словно раскалывающая головная боль, но внезапно оборвался, едва в глаза ударил свет.
Из зимней ночи Виктор выглянул в грязный и пасмурный день. Всюду, сколько было обзора, высились курящиеся пестрые курганы отбросов, над которыми в дымном и низком сером небе с несмолкающим граем вились черные птицы, похожие на поднятые ветром тряпичные клочья. Перед порталом простиралась площадка, заваленная сором и залитая помоями, – в подножном гнилье рылся десяток безобразных людей, одетых в рванину; головы, облысевшие, в коросте и редких прядях слипшихся волос, лица, обросшие наполовину вылезшей шерстью, ступни босые, икры в лохматых обмотках, руки оголены до плеч. Они собирали какие-то несъедобные на вид куски и складывали их в корзины и пластиковые коробки с проволочными дужками; собирателей охранял обутый в опорки и более-менее человекообразно одетый воин в жестяном колпаке, держащий оружие вроде косы. Справа торчал из помоев уродливый и примитивный идол – косо вбитое в грязь бревно с грубо вырезанным оскаленным лицом; брюхо и ноги деревянного кумира были облеплены долларами, рублями, гривнами и евро. По бокам от идола чернели на кольях сгнившие и высохшие человечьи головы.
При виде людей в черных пальто воин что-то гортанно выкрикнул, а гость Виктора поднял над собой глиняную голову, чтоб все ее видели. Сборщики тухлятины хором возопили: “О-о-о-о-о!” – и, воздев руки, пали ниц. Бомж, поклонившись идолу, начал гвоздями прибивать ордена к его брюху. Кто-то, виляя задом, подполз на четвереньках к гостю и принялся лицом тереться о штанину господина.
В отдалении слева послышался вопль, и над краем тлеющего кургана возник ряд фигур – размахивая палками, люди в кожаных масках быстро побежали к подножию с улюлюканьем и яростными возгласами: “Хабар! Хабар!” Поклонявшиеся глиняной голове завизжали и бросились под защиту одетых в черные пальто. Воин принял боевую стойку, клинок его оружия выпрямился в одну линию с древком, а бомж вытряхнул из рукава свою палочку и раскрыл коготь. Недрогнувший гость Виктора, аккуратно положив подарок к своим ногам, хладнокровно подпустил нападающих поближе, поднял пистолет и открыл огонь. Кожаные Маски один за другим стали падать – одни замертво, другие с воем и рычанием, катаясь и сгибаясь пополам от боли, а третьи бросились назад.
Отпрянув в страхе, Виктор выдернулся из портала, попятился и сел в снег; черная дверь негромко схлопнулась и исчезла. Он машинально осмотрел свои руки – измазаны чернотой входа, как сажей. Вскочив, Виктор нагнулся, зачерпнул полные пригоршни снега и принялся исступленно оттирать с пальцев и ладоней грязь чужого мира, пока та не сошла совсем; тогда он загреб еще снега и умылся им – с блуждающим взглядом, жадно вдыхая открытым ртом. Отплюнувшись и фыркнув, как собака после купания, он дико рассмеялся и подбросил снег фонтаном вверх:
– А у нас можно жить! У нас еще можно жить! Ще не вмерла Украина! Еще Польска не сгинела! О-хо-хо!
Он прыгал, вскидывал снег к небу и ел его из горсти, потряхивая головой и приговаривая, как заклинание:
– Можно жить! Можно жить! Можно!
