Альфред Ван Вогт - Вечный бой
— Что случилось?
Неожиданно для себя Модьун сделал неопределенное движение всем телом, словно покачнулся, и пистолет выпал из вытянутой руки гиены, ударившись о тротуар с металлическим звуком.
Он прозвучал для Модьуна как сигнал аварийной сирены. Огромный человек-гиена опустился на колени и прошептал:
— Помогите…
Модьун мог бы помочь, но не помог. Он стоял, ощущая свою вину.
Теперь настал черед разума, и он понял, что совершил. Модьун поразил человека-гиену, выделив из своего тела газ.
Невероятно, но какая-то часть мозга Модьуна откликнулась на звук у него за спиной или, возможно, уловила лишь намек на раздражение в мыслях иного существа и восприняла его как угрозу.
Больше всего Модьуна удивило то, что его реакция была агрессивной.
В течение всей своей жизни Модьун с его философией полного — именно полного — отказа от насилия никогда ни на кого не нападал, но его мозг был способен на это.
Итак, это рефлекс тела с его неуправляемым животным бешенством.
«Господи, я должен следить за этим», — подумал он.
К тому времени, как он пришел к такому решению, человек-гиена перекатился на бок и теперь лежал на бетоне, скорчившись, стонал и извивался. Модьун подошел и с сочувствием посмотрел на подергивающееся тело.
Через минуту Модьун заметил, что пистолет лежит в нескольких ярдах в стороне. Он подошел, поднял его, осмотрел и увидел, что тот заряжен.
Модьун не знал, что и думать. Поэтому он спросил:
— Где вы взяли оружие?
Никакого ответа, только стон.
Модьун спросил настойчивее:
— Я думал, что их больше не выпускают.
На этот раз ему ответили.
— Ради бога, — простонал человек-гиена, — я умираю, а вы задаете глупые вопросы.
Все оказалось не так уж плохо. Действительно, первоначальное чувство сильной вины отошло на задний план. Оно ослабло, как только Модьун с облегчением осознал, что инстинктивно воспользовался защитной функцией организма.
Тут у человека-гиены начался отвратительный приступ желудочных спазмов. Возможно, он чувствовал сильную изжогу и другие признаки отравления, которые порой испытывают и животные, и люди.
Это страшно болезненно, но он не умрет.
— С вами будет все в порядке примерно через час, — сказал Модьун и положил пистолет в карман пальто. — Но я уверен, что вы собирались стрелять. Это делает вас потенциальным убийцей; поэтому я запишу ваше имя.
Подозревая, что ему не ответят добровольно, Модьун повторил вопрос более требовательным тоном.
— Глидллл, — ответил человек-гиена.
— Хорошо, Глидллл, — произнес Модьун, — мы не хотим дальше нарушать ваше право на свободу мысли, поэтому сейчас я не требую больше информации. Что-то в этом мире неправильно, и я не могу поверить, что вы персонально ответственны за это. Но я буду знать, как связаться с вами, когда наконец приму решение.
С этими словами Модьун повернулся и пошел влево, туда, где заметил проход в заборе, ведущий к входу в столовую.
Когда Модьун попал на улицу, четверо его друзей уже вышли из здания. Увидев Модьуна, Неррл, человек-лиса, облегченно вздохнул. Все остановились.
Несколько минут они говорили все разом, перебивая друг друга. Из этого словесного потока Модьун смог выделить всего несколько битов информации. Как оказалось, они решили, что потеряли его. Модьун задумчиво смотрел на них. Четверка излучала наивную доброжелательность, и это придавало всей истории полную достоверность. Что бы ни случилось, они тут были ни при чем.
Он подумал, что происшествие приобретает вид случайного. Совершенно случайно он вышел через боковую дверь в тот момент, когда — как они теперь это описывали — они остановились и оглянулись, чтобы что-то рассмотреть. Когда они повернулись, его уже не было.
Но как случилось, что человек-гиена с автоматическим пистолетом оказался на заднем дворе? Такое совпадение наводило на неприятные мысли, но так как никто здесь не знал Модьуна и не знал, кем он был, скорее всего, это было именно совпадение.
Модьун почувствовал, как при этой мысли его напряженное тело расслабилось.
Он наблюдал, как четверо его друзей заторопились на собрание. Сначала они воспользовались движущимся тротуаром, чтобы добраться до проезжей части. Вот один из них махнул рукой, и к тротуару подъехал автомобиль. Они забрались в него, и двери закрылись. Минутой позже машина отъехала, и Модьун быстро потерял ее из вида.
Успокоившись, но ощущая легкую грусть, Модьун направился к квартирам на террасе. Первые неудачи немного обеспокоили его. К тому же он потерял четырех своих спутников. В их компании он чувствовал себя гораздо лучше.
Модьун пошел на взлом, чтобы показать себе и враждебному миру вокруг, как умеет дурманить мозги настоящее человеческое существо. Правда, удивительно было, что обучающие машины не подготовили его к подобным ловушкам. Тот, кто программировал машины, уже забыл такие подробности. Или, скорее, знал, но не принимал во внимание.
Когда Модьун вернулся на улицу, где обустроились его приятели и где он надеялся поселиться сам, он все еще несколько колебался. С облегчением он увидел, что небольшая квартира между человеком-медведем и человеком-ягуаром еще не занята. Раз она свободна, ему не придется позже объяснять, почему он переехал.
Теперь он не терял времени на дальнейшие споры с машиной. То, что он проделал, было лишь одним из способов, с помощью которых человеческий ум управлял положением дел. Сила электростатического поля мгновенно разрушила прочные электрические цепи системы реле запорного устройства.
Четкость его действий была безупречной он даже не повредил небольшой выключатель, с помощью которого компьютер дистанционно контролировал крошечную квартирку. Он просто открыл дверь. Через секунду, когда он повернул ручку, она распахнулась.
Теперь Модьун мог войти. Но вместо этого он остался стоять. У него возникло странное чувство, словно охватившее не только его сознание, но и все ощущения тела.
Он стоял на крыльце своей маленькой блочной квартирки, смотрел с его скромной высоты на часть города Галли и со всей полнотой чувствовал, что он — человек, и другие не такие, как он. Большинство из них приспособилось, но не изменилось. Рост человеческого самосознания из глубин животного для большинства существ, населяющих Землю, не был трамплином для прогрессивного развития.
К ним насильно применили чудеса биологии. С этого времени цепи молекул остались закодированными, поддерживая произведенные изменения; и за тысячи лет кодирование точно выполнило свою задачу.
