Юлий Буркин - Фа маска
— Все это херня, — сказал Пилецкий. — Надо запираться в комнате и ждать. Со стороны двери помощь к нам не придет, — и зачем-то добавил: — Нет, не люблю я такую романтику…
Пока он все это говорил, Чуч отвинтил от душевого шланга насадку и пустил в коридор струю воды.
— Вот это что-то! — одобрил Боб. — Облей тут все, закрепи так, чтобы вода хлестала, и айда отсюда.
Было уже нестерпимо жарко, потому, когда Чуч, поливая стены и потолок, попадал на нас, мы только радовались. Мы запихали в ванну кресло и приспособили шланг в его подушках таким образом, чтобы струя била в прихожую. После этого мы вломились в дальнюю комнату, заперлись там и распахнули окно настежь.
Дышать здесь было полегче. Жаркий австралийский воздух казался божественной прохладой. Мы выглянули из окна. Прямо под нами виднелся второй открытый этаж пристроенного к отелю ресторана, но легче нам от этого не стало: какая разница шестнадцать этажей падать или четырнадцать?
Из-под двери в комнату потекла вода, она была горячая. Пилецкий был одет в ботинки, Чуч и Боб были хотя бы в тапочках, я же и вовсе был босиком. Но ногам было пока терпимо.
— Что делать? — спросил Пилецкий с отчаянием в голосе. — Если огонь прорвется сюда, я буду прыгать. Лучше уж разбиться, чем сгореть.
Я вспомнил, что часто в репортажах с мест пожаров говорят о людях, которые могли бы спастись, дождавшись пожарных, но с перепугу прыгнули вниз раньше…
— Надо терпеть до последнего, — сказал я. — Может быть, подоспеют.
— Пока они развернутся, пока лесенки дотянут… — возразил Пилецкий.
— А может, у них пожарные вертолеты есть? — откликнулся Чуч. — Советовали же мне не селиться выше четвертого этажа! Туда любой экомобиль подняться может! А я как раз и подумал: обворуют еще…
— Знать бы, где упадешь, соломки бы подстелил, — пожал плечами Боб.
Со стороны коридора раздался треск, шипение, и через щели в комнату повалил дым вперемешку с паром. Воды на полу набралось уже по щиколотку, и она закипела. Чтобы не ошпариться, мне пришлось забраться на подоконник с ногами.
— У нас есть еще минут пять, не больше, — констатировал Боб. — А потом — амба.
— Ребята, простите меня, если я вас чем-то когда-то обидел, — проникновенно сказал Пилецкий, перекрестился и, сжав в пальцах железный ключик, который почему-то всегда висит у него заместо крестика на шее, забормотал: — Господи, иже еси на небеси…
Мы переглянулись. Боб вздохнул:
— Интересно, как там Петруччио с Евой?
— Да уж получше, наверное, чем нам, — сказал Чуч.
Тут я подумал: а может быть, можно из окна перебраться куда-то вбок или даже наверх? Я выглянул. Гладкая стена. Только этажом выше виднелся какой-то, чуть выдающийся из стены, карнизик. Буквально в полкирпича шириной. Никакой реальной функции он не выполнял. Так, элемент дизайна… Но чтобы передвигаться по нему, нужно быть профессиональным эквилибристом. Да и то, вряд ли. А если бы он даже и был пошире, выбраться на него из нашего окна было бы все равно невозможно…
Вместе со мной на карнизик этот обреченно смотрели Боб и Чуч. Из нескольких окон нашего этажа и из многих окон выше валил дым.
То, что я увидел затем, было настолько невероятно, что я не сразу поверил своим глазам. Метрах в двадцати от нас из окна семнадцатого этажа на этот самый карниз выбралась стройная фигурка и, прижимаясь спиной к стене, довольно быстро двинулась в нашу сторону. Это Ева!
— Ева!!! — заорал я и замахал руками. И мне показалось, что она еле заметно кивнула мне.
Пилецкий перестал молиться и, растолкав нас, высунулся наружу.
— Вот он, наш ангел-спаситель! — радостно закричал он — Не зря я Господу молился! Затаив дыхание, следили мы за ее продвижением к нам. Что-то нечеловеческое
было в ее ловкости. Может быть, она из цирковой семьи? И вот она уже стоит прямо над нами.
— Сейчас будет самое сложное, — сказала она, и в ее голосе не было ни тени страха. — Потому что все зависит от вас. Возьмите большое покрывало, сверните в жгут и высуньте в окно.
Пилецкий бросился к дивану, и через несколько секунд жгут из покрывала уже свисал из окна.
— Держите крепко, очень крепко, — сказала Ева. — Готовы?
— Да! — заорали мы.
— Держите, — повторила она и соскользнула с карниза.
В самом начале падения она с ловкостью кошки неуловимым движением развернулась лицом к стене, а миг спустя уже висела, уцепившись за покрывало.
— Тяните! — крикнула она. Секунда, две, три… Она спрыгнула с подоконника на пол, прямо в кипяток ногами и спокойно сказала:
— Тут есть вода. Это хорошо.
7
— Как ты смогла?! — закричал я, а со мной одновременно завопил Боб:
— Где Петруччио?!
— Петя в безопасности, — ответила она торопливо. — Объяснять нет времени. Она уже металась по комнате, сдергивая на пол постель и вываливая из шкафа запасные одеяла, покрывала и простыни… Она потопталась по ним, чтобы они побыстрее промокли.
— Ты и ты, указала она на Чуча и Пилецкого, — завернитесь в это. С головой! — она подала им мокрые тряпки. — Быстрее!
Они беспрекословно повиновались, превращая себя в нелепые, испускающие пар, коконы.
— Ты, — кивнула она Бобу, — закроешь за мной дверь. Потом вы оба завернетесь также. Да! Снова так же высуньте из окна жгут, я вернусь по карнизу! И ждите!
С этими словами она шагнула к двери, распахнула ее, затем, словно маленьких детей, одного под левую руку, другого под правую, подхватила Чуча и Пилу, легко приподняла их и ринулась в огонь.
Я смотрел во все глаза. То, с какой легкостью поволокла эта хрупкая девушка двух взрослых мужчин, было еще более нереально, чем ее ловкое хождение по парапету.
Впрочем, я быстро понял, что к чему. Я вспомнил все, что читал о супердопингах. Человек принимает такой препарат, и его скрытые физические возможности выплескиваются наружу. Он способен свернуть горы в буквальном смысле слова. Официальной медициной супердопинги запрещены, ведь чуть ли не каждый второй, кто принимает их, гибнет, а оставшиеся в живых становятся инвалидами.
Исключения бывают, но они так редки, что лишь подтверждают правило. Но все-таки находятся чрезвычайно редкие, правда, придурки-камикадзе, всегда таскающие супердопинг с собой. На всякий случай. Вроде тех, кто всегда имеет при себе ампулу цианистого калия.
Боб захлопнул дверь, но толку от этого было уже мало: огонь вторгся в нашу комнату, горели обои на стенах, мебель, да и сама дверь. Но Боб, громко матерясь, схватил с пола мокрое одеяло и принялся тушить. Я же проклинал себя за беспомощность, не представляя, как бы я мог опустить в кипяток босые ноги.
