Филип Дик - Мечтают ли андроиды об электрических овцах?
«Боже! — устало подумал он. — Где справедливость? Почему я поднимаюсь вверх один? И почему меня мучает то, чего я даже не вижу?»
И тут же общий лепет слившихся внутри него многочисленных чужих сущностей сломал иллюзию одиночества.
«Вы тоже почувствовали это», — подумал он.
«Да, — ответили голоса. — Камень попал нам в левую руку, это дьявольски больно».
«О'кей, — сказал он. — Будет лучше, если мы снова отправимся в путь».
Он продолжил медленное восхождение, и все немедленно двинулись следом.
Когда-то, помнил он, все было совсем по-другому. До того, как явилось проклятие, существовала счастливая часть жизни. Его приемные родители, Фрэнк и Кора Мерсер, обнаружили его на спасательном надувном плоту, возле побережья Новой Англии… Или это была Мексика, в районе порта Тампико? Сейчас он уже не мог восстановить в памяти все обстоятельства. Детство было прекрасным. Он любил все живое, в особенности зверей, он был способен возвращать к жизни умерших животных. Вокруг всегда были кролики и насекомые, но где это происходило, на Земле или в колониальном мире… Теперь он не помнил даже этого. Зато хорошо помнил убийц, потому что они арестовали его как ненормального, как специала из специалов… И жизнь изменилась.
Местный закон запрещал возвращать умерших к жизни. Ему обстоятельно разъяснили это на шестнадцатом году жизни. Целый год он продолжал использовать свою способность тайно, в еще не исчезнувшем тогда лесу, но его выдала старуха, которую он никогда не видел и ничего о ней не слышал. Без согласия родителей они, убийцы, использовав радиоактивный кобальт, облучили уникальное утолщение в его мозгу, и он погрузился в странный мир, о существовании которого раньше и не подозревал. Это была яма, наполненная трупами и мертвыми костями, и многие-многие годы он пытался выбраться из нее. Осел и жаба, наиболее симпатичные ему создания, исчезли, вымерли; остались лишь гниющие фрагменты — безглазая голова здесь, обрубок руки там… Наконец птица, явившаяся в этот мир, чтобы умереть, рассказала ему, где он оказался. Оказывается, он попал в загробный мир и не сможет выбраться отсюда до тех пор, пока кости, наваленные вокруг, не станут вновь живыми существами; он сделался частью метаболизма чужих жизней и восстать из праха мог только вместе с ними.
Как долго будет продолжаться этот процесс, он не знал: ничего существенного не происходило, и время было попросту неизмеримо. Однако в конце концов кости начали обрастать плотью, пустые глазницы заполняться, а новые глаза видеть. Одновременно восстанавливались клювы и рты, они принимались кудахтать, лаять и устраивать кошачьи концерты. Возможно, это он воскресил их, возможно, в его мозгу вновь образовалось экстрасенсорное утолщение. А может быть, он был и ни при чем, может быть, произошел естественный процесс. Как бы то ни было, его долгое умирание завершилось, и вместе с другими существами он начал восходить. Потом, давным-давно, он потерял их из виду и в какой-то момент обнаружил, что восходит в полном одиночестве. Но они находились рядом, на этом бесконечном склоне, и по-прежнему сопровождали его, и каким-то странным, ненормальным образом он ощущал их внутри себя…
Изидор стоял, вцепившись в обе рукоятки и чувствуя, как неохотно отпускают его существа, с которыми он слился. Все должно было закончиться как всегда. Во всяком случае, рука в том месте, куда угодил камень, болела и кровоточила.
Отлепив пальцы от рукояток, он осмотрел руку и, слегка пошатываясь, отправился в ванную, чтобы промыть ссадину. Это была не первая рана, которую он получил при слиянии с Мерсером, и наверняка не последняя. Люди преклонного возраста даже умирали во время подъема — особенно вблизи вершины, где мучения начинались всерьез.
«Буду удивлен, если сумею повторить эту часть пути, — сказал он себе, обрабатывая рану. — Может и сердце остановиться… Нет, лучше жить в городе, где есть доктора с их электроразрядными аппаратами. Оставаться здесь, в одиночестве, слишком рискованно».
Впрочем, Изидор всегда знал, что рискует. Рисковал он и прежде. Так же как большинство людей, а особенно немощные старики.
Он промокнул руку мягкой салфеткой «Клинекс».
И услышал приглушенный и далекий звук телевизора.
«В здании есть еще кто-то, — в страхе подумал Джон, не веря собственному предположению. — Это не мой телевизор, мой выключен. Я даже чувствую, как дрожит пол под ногами. Точно, телевизор работает внизу».
Он медленно смял салфетку и бросил ее в урну.
«Я больше не одинок, — понял он. — В доме поселился новый жилец. В одной из квартир. Причем настолько близко, что я могу его слышать. Должно быть, через два или три этажа, не ниже… Надо посмотреть, — быстро решил он. — Что нужно делать, когда в доме новый жилец? Спуститься и спросить что-нибудь. А что именно?»
Он понятия не имел, как поступить — прежде здесь с ним ничего подобного не случалось. Кто-то просто выезжал, кто-то эмигрировал, но вселялись в дом впервые.
«Надо просто им что-нибудь отнести, — решил он. — Стакан воды или, скорее, молока… Да, точно, молоко или крупу, или, возможно, яйцо… Или хотя бы их эрзац-заменители».
Заглянув в холодильник (компрессор которого давно уже сдох), Изидор обнаружил только сомнительного вида кусок маргарина. Вытащив его, он бесшумно закрыл дверцу холодильника. Сердце стучало как ненормальное.
«Надо, чтобы новый жилец не догадался, что я безмозглик, — напомнил себе Изидор. — Если жилец поймет, что я безмозглик, он не станет со мной разговаривать. Так было всегда. Интересно — почему?»
И он поспешил на лестничную площадку.
ГЛАВА 3
По пути на работу Рик Декард, как и бог знает сколько других людей, остановился перед витриной одного из крупнейших зоомагазинов Сан-Франциско. В центре большого, смахивающего на дисплей окна, в прозрачной пластиковой клетке с искусственным обогревом, стоял страус и косил глазом в сторону прохожих. Судя по информационной табличке на клетке, птицу только что привезли из кливлендского зоопарка. И это был единственный страус на всем Западном побережье. Попялившись на птицу, Рик еще несколько минут мрачно изучал ценник. Потом он взглянул на часы, обнаружил, что опаздывает на работу как минимум на четверть часа, и поехал дальше, к Дворцу правосудия на Ломбард-стрит.
Едва Рик успел открыть дверь офиса, как его окликнул начальник, полицейский инспектор Гарри Брайант, небрежно одетый рыжеволосый мужчина с оттопыренными ушами, но с мудрым внимательным взглядом, замечавшим вокруг себя все хоть чуть-чуть стоящее внимания.
