Дмитрий Шашурин - Печорный день (сборник)
Сбылось и предсказание вечернего посетителя, помните: не спасет, но однажды поможет? И помогло, помогло тому до конца сохранить мужество. Тот так сам сказал, когда кончил рассказывать. Не нам, а ему, который рассказывал нам после войны. Видите, обязательно путается, и Марыльке кажется, что мы выглядим навязчивыми болтунами. Ведь мы даже не помним, как назывался город. Бого… Вого… Нет. Нет, и не Тобольск. Как ты считаешь, Марылька? Видите: нет, не Тобольск.
Время зажигать фонари
Тропинка сквозь высокую траву. Узкая. Каждая травка пахнет. А сбоку река. Так вспоминалось. Особенно Большой Лес — крохотная рощица на берегу реки. Густо растут тополя и черемуха. И не пройдешь между ними: лопухи, и крапива, и сумрак.
Большой Лес. Чуть-чуть выглядывает из-за деревьев застекленная башенка. Дом бакенщика возглавляет рощицу.
А внизу под обрывом песок, лодки с тяжелыми веслами и сухие бакены — красные и белые — запасные.
Мне всегда хотелось поговорить с бакенщиком, чтобы он рассказал мне свою главную историю.
Но я был мал, а у бакенщика были свои дети. Осталось невыполненным желание.
Я очень четко представлял, как оно могло выполниться. Каким-то образом я знакомлюсь с ним. Почему-то очень ему нравлюсь. И он, конечно, берет меня на лодку — грести.
Мы едем зажигать фонари на бакенах. Бакенщик удивляется — оказывается, я очень хорошо гребу. Вот мы зажгли последний фонарь Красный. Уже потемки. От теплой воды поднимается холодный пар. Глуше скрипят уключины.
Я слушаю _главную историю_. Она проста. Совсем короткая история. Но в ней все.
Так думалось и хотелось. И чем дальше отходило детство, чем смешнее становились те выдумки, тем больше хотелось побывать в Большом Лесу…
Возможно, стерлось бы все это в памяти. Но как-то во время войны нас перебрасывали пароходом. Хлопот у меня было много, да и не привык я эти места с воды видеть.
Берег весь в дырках — гнезда береговушек. Лесок… А над деревьями вдруг башенка. Сердце чуть приостановилось и запрыгало.
А на песке у лодок сам бакенщик. Возится с сетью. Не обращает внимания. Близко проплывает берег. Потом бакенщик повел бородой и поглядел равнодушно. А меня увидел, встал, заулыбался и рукой машет.
Я оторопел. Совсем мальчишкой стал и шепчу:
— Здравствуйте, — и рукой машу. А неудобно.
— Солдат приветствует. Душевный старик! — сказали сзади.
Я оглянулся. Весь мой взвод навалился на перила и в ответ улыбался и махал бакенщику. Только тогда я заметил, что бакенщик вовсе не на меня и смотрит. И я растрогался. Пошел на корму к старшине, показал на бакенщика и сказал:
— А я с ним на лодке ездил фонари на бакенах зажигать. В детстве.
И мы со старшиной смотрели на бакенщика и махали ему, пока его не закрыло поворотом.
А совсем недавно побывал я в Большом Лесу. Решил специально ехать. Конечно, не из-за «главной истории». Эта детская выдумка выветрилась. Просто посмотреть знакомые места. Удастся — так познакомлюсь. Расскажет, так расскажет.
Все решено правильно. А волнуюсь. За полтора часа до отхода поезда на платформу прибыл. Расхаживаю. Кроме меня, двое каких-то было. Я еще подумал: «Братья — похожи очень». У одного лауреатский значок.
Они в один со мной вагон сели. Я, как маленький, прилип к окошку. А день — такого яркого никогда не бывало.
Эти двое тоже на моей станции сошли. Обогнали меня и пошли по направлению к Большому Лесу.
Я приотстал, сел, разулся. И по тропинке босиком. Она твердая, сухая, немного желобком в в трещинках. Трава высокая. Цветет и сыплет пыльцу. Чуть ветерком потягивает. А в лугах подмареннику много, ветерок будто духами пропитан.
Иду босиком. Те, впереди, скрылись. Сзади никого. Я вприпрыжку. Лягаю пятками воздух. Самому над собой смешно. А сбоку река.
На той стороне каемка песка, а потом кусты. Подошел я к обрыву. Высоко. У самого берега рыбы. Спинки узкие, плавники и хвосты черные. Комочек сорвался, плюхнулся. Мотнули хвостами — и вглубь. А мне весело. Распирает. И от этого дерзко опять «главная история» вспоминается.
Так и поет внутри: «Узнаю, узнаю». А с другой стороны постукивает недоверчиво, но тише: «Ну и дурак! Ну и дурак!»
А время подходящее. Скоро фонари на бакенах зажигать нужно.
Надел ботинки и ходу. Уж башенка над деревьями показалась. Вильнет тропинка, и все… А получилось неожиданно, как тогда на пароходе.
Песок, лодки… И те двое… Братья… И бакенщик. Одного бакенщик держит за плечи. Другой, с лауреатским значком, немного в сторонке. Потом его взял бакенщик. Поцеловал. Посмотрел. Отпустил.
— Молодцы! Молодцы!
Мне хорошо слышно сверху.
— Ступайте в дом, а я фонари зажгу.
Вскочил в лодку и весело заскрипел уключинами.
Я стоял и следил за лодкой.
— Когда мы поженились, я каждый вечер смотрела, как он фонари зажигает, — донеслось с крыльца. — Уж очень руки у него ловкие.
Сыновья и мать спускались к реке — встречать бакенщика.
— Ночью сколько раз вставала, щупала у него в кармане, берет ли он с собой спички. Все думала — просто так, от рук его, фонари загораются.
Они засмеялись тихо и гордо. Один за другим загорались фонари на бакенах. Подъедет лодка к бакену, только протянет руку бакенщик — вспыхивает фонарь.
Засветился фонарь на последнем, самом дальнем бакене. Красный. Наступили потемки. От воды поднимался пар. Уключины скрипели глуше.
Мне шагалось легко. Еще сильнее пахла трава. Боролись две мысли, первая тихо постукивала:
— Может, он спички для отвода глаз берет.
А вторая так и пела с каждым шагом:
— Ну и дурак! Ну и дурак!
Встреча в пансионате
— Тебе бы бороду и лысину… — сказал вдруг Игорь, приглядываясь ко мне. Сказал всерьез, как будто увидел меня впервые.
Мы учились с ним тогда в восьмом классе, а дружили с седьмого. При чем тут борода? Но это не был розыгрыш. Игорь несколько дней помалкивал, задумывался и даже не передавал исподтишка по рядам своих рисуночков. На них был обычно нарисован я за рулем в автомобиле, а рядом со мной какая-нибудь наша одноклассница. Я не мечтал об автомобилях, о них мечтал сам Игорь. Но одноклассницу он выбирал именно ту, на которую я заглядывался сегодня. Так коварно он пользовался моим доверием. Я же, стоило мне изменить свою привязанность, немедленно делился с Игорем, и вскоре по классу переползал под партами из рук в руки очередной его рисуночек, рядом со мной в автомобиле уже сидела она, сегодняшняя. Порой мое непостоянство приводило к тому, что Игорь изготовлял за неделю несколько рисуночков или, когда рисуночек возвращался к нему, менял подпись под девушкой, стирал фамилию Брусникина и надписывал Лапкина. На рисуночке же не менял ничего, все они были точными копиями. Как-то Игорь срисовал понравившийся ему сюжет — парень и девушка за ветровым стеклом автомобиля — из иностранного журнала и выполнял его потом все быстрее и быстрее. Под парнем иногда он ставил фамилии других ребят, те стирали свои и вписывали соседей. Девчата же, хоть и смущались, краснели, но никогда не отказывались от места в автомобиле.
