Анатолий Днепров - Глиняный бог
Я все еще ничего не понимал.
— Он подошел к проблеме совершенно с неожиданной стороны. Он рассуждал так. Закрыть Землю нужно плотно; надежно и самыми дешевыми средствами, а главное — только на определенное время. Конечно, вода — самый дешевый на Земле материал. Но что с ней будет в космосе? Вся гениальность решения заключена в выяснении механизма поведения воды там, над первым радиационным поясом Оказывается, и он это неопровержимо доказал, вода сама будет растекаться по огромным пространствам, как растекаются поверхностно–активные вещества по поверхности твердого тела. Тонна воды образует за несколько часов тончайшую пленку с фантастической площадью. А далее молекулы воды этой пленки под действием солнечной радиации будут диссоциировать на водород и кислород, которые, в свою очередь, подвергнутся ионизации, создавая области с повышенной концентрацией водородно–кислородной плазмы. Корио и его товарищи вычислили работу, которая будет затрачиваться на эти процессы, и пришли к выводу, что она может по желанию составить до семидесяти процентов излучаемой Солнцем энергии. Представляешь!
Онкс хлопнул меня по плечу и, убегая, крикнул:
— Пойди и расскажи обо всем своей сестре. В Промышленном управлении все знают, что она любит Корио, а он ее!
“А он ее… Любит ли?”
Мой взволнованный рассказ произвел на Оллу удивительное впечатление. Она улыбнулась и тихо сказала:
— Я знала, что Корио предложит что‑нибудь необычное!
— Мы спасены, все люди Земли спасены, ты это понимаешь! — кричал я.
Олла смотрела на меня и улыбалась. Окна нашей квартиры внезапно вздрогнули, потом еще и еще.
— Началось! — прошептал я. — Корабли с водой пошли в космос. Проект Корио осуществляется!
Окна продолжали вздрагивать до самого вечера и в течение всей ночи. Впервые за долгое время Олла, наконец, уснула, а я включил радио. За последними известиями последовала сводка погоды. Я слушал ее с замиранием сердца Да, рост температуры прекратился. В заключение диктор сказал:
— В ближайшие сутки ожидается резкое понижение температуры до двух–трех градусов мороза, а затем до десяти–пятнадцати…
Они даже и это рассчитали!
Рано утром я тихонько оделся и вышел на улицу. С севера потянул непривычный холодный ветерок. За ночь в парке комья сырой земли затвердели, лужи покрылись тонкой корочкой льда. Утреннее небо было безоблачным, черно–фиолетовым. Воздух внезапно вздрогнул от последовательных взрывов, и я заметил, как минут через пять высоко в небе появились тонкие яркие штрихи, как от метеоров.
Со всех концов Земли в космос выбрасывали воду.
Я неуверенно открыл дверь Института структурной нейрокибернетики и вошел в пустой полутемный холл.
— Вам что? — спросил молодой, человек, быстро поднявшись с кресла.
— Вы дежурный?
— Да. Что вам нужно?
— Мне нужно узнать, как обстоит дело с моим другом, с Корио.
— Его тревожить нельзя. Он работает. Он и его товарищи.
— Как прошла операция?
— Очень успешно. Мы сами этого не ожидали. Такой прилив творческой энергии! Невероятно!
Глаза у молодого человека блестели.
— Гениальный ход! Теперь мы знаем, как выпустить человеческий гений на волю! А что будет на Земле, когда все люди станут такими, как Корио!
Я кивнул головой и вышел. Уже совсем рассвело. Я посмотрел на верхние этажи здания института и заметил, что электрический свет продолжает гореть в трех окнах. Наверное, за одним из них работает мой друг. Он совсем рядом со мной, но, может быть, теперь очень и очень далеко. Я поймал себя на том, что сейчас, когда проблема, касающаяся всей Земли, решена, я начал думать о себе, о судьбе сестры. А как же иначе? Человеческое счастье дедуктивно. От общего к частному…
К институту подъехала машина, из нее вышел доктор Фавранов
— Как ваша сестра? — спросил он, крепко пожав мне руку.
— Она очень боится.
— Я тоже, — сказал Фавранов. — Но ничего не поделаешь. Ей придется пережить этот кризис. Откровенно говоря, я не знаю, что произошло с эмоциональным миром Корио.
Фавранов несколько секунд помолчал и затем добавил:
— По моим наблюдениям, между интеллектуальными способностями людей и их эмоциональным миром прямой корреляции нет. Очень часто умные люди совершенно бесчувственны.
— Когда Олла сможет увидеть Корио?
— Сегодня вечером. Сейчас он заканчивает разработку программы запуска ракет на период до первого мая. После он будет отдыхать. Вечером я выгоню его на прогулку.
Днем пошел снег. Вначале это были огромные сырые хлопья. Они таяли, едва коснувшись земли. Подул колючий северный ветер, и снег стал мелким и частым. В три часа дня по радио объявили, что предсказанное утром резкое понижение температуры наступит значительно раньше. В три часа снег внезапно прекратился, тяжелая свинцовая туча проплыла над городом, обнажив оранжевое небо. Крыши засияли пурпурными красками.
— Так должно быть, — шептал я, с восхищением глядя на настоящую январскую зиму, как будто бы я никогда не видел ничего подобного.
Я пошел в институт, где работала Олла.
— Пойдем гулять. Смотри, какая красота.
Она посмотрела на меня и догадалась обо всем.
— Мне страшно.
— Пойдем. Корио совершил подвиг. Неужели ты не способна разделить хотя бы его частичку?
— А что, если он меня не узнает?
— Через это нужно пройти, понимаешь?
— Да. Пошли…
Солнце было настоящим зимним солнцем. Оно висело низко над горизонтом, и на оранжевой пелене вытянулись синие тени. На ветвях деревьев качались комья пышного снега. В парке сновали ребятишки, появились первые снежные горки, юные лыжники барахтались в сугробах. И никто ничего не подозревал. Мы подошли к институту и остановились перед его центральным входом.
Внезапно дверь отворилась, и из нее не вышел, а вылетел Корио. Сзади него громко хохотал человек в белом халате. Это был доктор Фавранов. Корио схватил ком снега и, смеясь, бросил им в доктора.
— Со мной‑то вам легко справиться, — сказал громко старик. — А вот попробуйте с ними.
Он повернул Корио в нашу сторону и скрылся за дверью. Сердце у меня стучало как молот. Корио несколько секунд стоял, глядя на нас. На нем был лыжный костюм, голова с пышными светлыми волосами ничем не покрыта. Как бы спохватившись, он быстро сбежал по ступеням вниз и стал прямо перед нами. Мне казалось, что я вот–вот сойду с ума. Я не верил, что лицо Корио может иметь такое выражение. Я никогда не представлял, что человеческое лицо может быть таким одухотворенным, вдохновенным, радостным.
