Юлий Буркин - Пятна грозы
Вокруг нас, взявшись за руки, пляшут взбесившиеся блики зарницы и нелепые кляксы теней. Ветер включился в их хоровод и увлек за собой страницы рукописи со стола…
— Кхе, — раздается от окна.
Это еще что? Не хочу ничего! Не хочу отрывать от тебя взгляд.
— Пардон-с…
С плачем рвутся струны языческого экстаза. Я оборачиваюсь. На подоконнике — темное бесформенное пятно.
— Позвольте, — произносит оно, нерешительно деформируясь и образовавшейся откуда-то рукой указывая на люстру. Люстра послушно загорается неестественно тусклым неровным светом. А выключатель-то возле двери — метрах в трех от окна.
В слепом, неуместном своей банальностью, свете я разглядываю нежданного гостя.
Мужчина. Не старый. Но и молодым назвать — язык не повернется — наряд не располагает: бежевые панталоны, темно-синяя фрачная пара, в правой руке — трость, в левой — белые лайковые перчатки. Цилиндр. Под цилиндром — уши, между ними — толстый, почти без переносицы, нос, большие тусклые глаза и широкие сиреневые губы. Все остальное гладко выбрито. Роста — чуть ниже среднего.
Незнакомец стоит на подоконнике и странно улыбается, глядя как-то в упор мимо меня. С полминуты тянется неловкое молчание. Но вот он разжимает сухую узловатую кисть правой руки, как бы нечаянно роняя трость. Затем, театрально встрепенувшись, растопыривает руки и спрыгивает за тростью на пол. Наклонившись, роняет цилиндр и обнажает роскошную бугристую лысину. Долго и суетливо копошится, наконец, выпрямляется и первым нарушает затянувшуюся паузу:
— Да, сударь, погоды нынче, однако. Извольте видеть. — Он доверительно приблизился почти вплотную ко мне, так, что я разглядел бородавчатые капельки воды на землистом лице. — На какую-то секундочку приоткрыл иллюминатор. Не положено, конечно-с…
— Что не положено? — тупо переспросил я.
— Иллюминатор открывать.
— Какой иллюминатор?
— Вот, пожалуйте взглянуть, — он цепко ухватил меня за руку и потащил к окну.
Там, на уровне моего второго этажа висел отливающий серебристо-матовой ртутью металлический диск. Диаметром примерно с двухвагонный трамвай, а высотой — чуть больше человеческого роста. Он висел и еле заметно вращался вокруг собственной оси. Нас разделяло метров пять или шесть. Но видел я его достаточно четко — и закругляющуюся серую поверхность, и овальные, величиной с оконную форточку, светящиеся желтым, отверстия, и даже заклепки вокруг этих отверстий.
— Э-э-э… М-м-м… Э-эт-то ваше? — ляпнул я. Осел безмозглый. Это же КОНТАКТ!
— Как-с?.. А… Ну, в какой-то степени — да, — видя мое ошеломление пришелец заметно осмелел. — Собственно, значительной роли это не играет. У нас имеется ряд тем, которые, как мне кажется, более уместны в данной ситуации.
Издевается по-своему. Будто я каждый день бываю «в данной ситуации». Но я решил решил поддерживать его подчеркнуто вежливый тон. И судорожно копался в голове, надеясь в куче разнородного пестрого хлама отыскать подходящий словесный оборот. Наконец, выдохнул:
— Не смею спорить, — и, чуть помедлив, добавил. — Отнюдь…
Я взмок. А, плевать. Буду говорить по-человечески.
— А вы откуда?
— Весьма уместный вопрос, — как мне показалось, с оттенком иронии ответствовал (именно «ответствовал») пришелец. — Не думаю, что вам могут что-то объяснить названия планеты, звезды, созвездия, туманности, наконец, откуда я прибыл. Вы ведь, кажется, не астроном?
— Да… В смысле — нет… В смысле — не он, — совсем уже вяло выговорил я.
— С нетерпением ожидаю вопроса о цели нашего прибытия и о причинах, побудивших нас вступить в контакт именно с вами. — Незнакомец выдержал эффектную паузу. — И, не дождавшись, отвечаю. Сначала мне удобнее ответить на второй вопрос. Причины для вступления в связь именно с вами у нас нет ни малейшей. Вам просто повезло: нас подвел эффект Лима (хотя это, конечно, ничего вам не говорит). По расчетному превышению скорости света мы должны были появиться здесь ровно в полдень, а вышло, как видите, наоборот. Ваше окно было единственным освещенным объектом в радиусе полуверсты от точки нашего приземления. Однако, достаточно хорошо изучив представителей вашей нации и вашей эпохи, мы пришли к выводу, что в вопросе, нас интересующем, мы вполне можем положиться и на человека случайного. Ибо мимо собственной выгоды вы проходить не склонны.
О цели же нашего, если можно так выразиться, визита, я скажу несколько позже, после того, как будут соблюдены кое-какие формальности. Скажу только, что мы — представители некоей цивилизации, на сотни и тысячи лет опередившей в развитии вашу. Мы прибыли с предложением к вашим властям. Мы обещаем, в случае успешного исхода переговоров, навести столь необходимый вам порядок внутри государства, а на мировой арене вывести его на позиции ведущей в экономическом и политическом отношениях державы. Вы же в свою очередь… Простите, об этом — после… Предотвращая вопрос о том, как мы в столь сжатые сроки сориентировались в местной обстановке и психологии аборигенов (то есть — вас), поясняю: мы не впервые тут. У вас уже побывала наша разведгруппа свободного поиска. Она могла только наблюдать. Но материал собран достаточный, и с вышеизложенным предложением мы обращаемся не вдруг, а в результате глубочайшего и кропотливейшего анализа состояния внутренних дел России и положения ее внешних связей сегодня, на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий.
Я просто подпрыгнул:
— Так вот в чем дело! Я смотрю, как-то вы смешно одеты. У нас сейчас — конец двадцатого.
— Быть того не может! — встрепенулся пришелец. — Вы, наверное, просто сами не ведаете, в каком веке живете. Впрочем, это абсурд…
Он внимательно оглядел меня с головы до ног. Мне стало неуютно в своих старых потертых джинсах.
— Неужели ошибка так велика? — быстро заговорил он сам с собой. — Но ведь это значит — полный провал. — Он снова глянул на меня. — Какой, вы говорите, век?
— Конец двадцатого.
— Боже, боже! — сокрушенно бормоча, пришелец заметался по комнате. — Я провалил Задание. А это значит, что меня ждет Полная Замена Личности…
Тут он, как вкопанный, остановился посередине комнаты и нехорошо посмотрел на меня.
— То-то я гляжу, странно тут у вас. Подозрительно-с… Свет, вот… Говор… Не от Бога это все. Да и вот, право, штаны-то — латанные-перелатанные, комнатушка — не дворец, да-да, а какие вольности себе позволяете. — И его липкий холодный палец ткнулся в молочно-белую поверхность изваяния, оставив на левой груди жирное серое пятно.
Ах, ты, сукин сын!
Я молча сгреб его в охапку и поволок к окну.