Джин Дюпро - Город Эмбер: Побег
— Возможно, — ответил другой голос. Воцарилось долгое молчание.
— А возможно, и нет, — закончил голос.
Все это было ужасно интересно. Лина любила узнавать новое и любила бегать. И даже к концу дня она не чувствовала усталости. Наоборот, бег делал ее сильной и бодрой. Она любила улицы, по которым пробегала, и людей, которым доставляла сообщения. Она хотела бы приносить людям только хорошие новости, в которых они так нуждались.
И вот ближе к вечеру она чуть не налетела на молодого человека, который, пошатываясь, брел прямо на нее. Выглядел он довольно странно: длинная шея с выдающимся кадыком, а зубы такие большие, словно вот–вот выскочат изо рта. Густые черные волосы неопрятными патлами торчали во все стороны.
— У меня сообщение для мэра, доставка в ратушу, — сказал он и сделал паузу, чтобы Лина прониклась важностью момента. — Поняла?
— Поняла, — ответила Лина.
— Тогда порядок. Слушай внимательно. Скажи ему: «Доставка в восемь. Доставит Лупер». Повтори.
— Доставка в восемь. Доставит Лупер, — послушно повторила Лина.
Это было несложное сообщение.
— Хорошо. Ответа не нужно. — Он протянул ей двадцать центов, и Лина побежала к ратуше.
Здание ратуши целиком занимало одну сторону Хакен–сквер, центральной площади города. Площадь была вымощена булыжником, на ней стояли скамейки, накрепко привинченные к мостовой, и пара информационных стендов, на которых время от времени вывешивались объявления и новости. Широкие ступени вели к дверям ратуши, массивные колонны обрамляли вход. В здании размещалась приемная мэра, там же находились и кабинеты чиновников, которые следили за тем, чтобы в домах своевременно заменяли разбитые стекла, ведали ремонтом фонарей, вели учет городского населения. Хранитель времени отвечал за городские часы, а стражи надзирали за тем, чтобы законы города Эмбера неукоснительно соблюдались, и время от времени сажали карманников или драчунов в арестантскую — небольшое одноэтажное строение с крутой крышей, притулившееся у заднего фасада ратуши.
Лина взлетела по ступеням и вошла в просторный вестибюль. Слева от входа за столом дремал охранник. «Бартон Сноуд, младший страж», — было написано на бляхе у него на груди. Младший страж был крупным мужчиной с широкими плечами, мощными руками и очень толстой шеей. Правда, голова его казалась приставленной от другого тела: она была слишком маленькая, совершенно круглая и, словно пухом, покрыта коротко стриженными волосами. Нижняя челюсть охранника ритмично двигалась: он что–то жевал.
Услышав шаги Лины, младший страж открыл глаза и перестал жевать.
— Добрый день, — произнес он. — Что за дело привело тебя сюда?
— У меня сообщение для мэра.
— Очень хорошо, очень хорошо. — Бартон Сноуд с любопытством смотрел на девочку. — Сюда, пожалуйста.
Он встал, проводил Лину через коридор и отворил перед ней дверь с табличкой «Приемная».
— Подожди здесь, пожалуйста. Мэр сейчас внизу, в подвале. Небольшое дело. Скоро он поднимется.
Лина вошла в приемную.
— Я пойду скажу мэру, — не умолкал охранник. — Присядь пока. Мэр через секунду будет. Или через минуту.
Он вышел из комнаты и притворил за собой дверь, но она тут же снова открылась, и в проеме показалась круглая голова младшего стража. На его лице было написано жадное любопытство.
— А что за послание–то? — поинтересовался он громким шепотом.
— Я должна передать его лично мэру, — ответила удивленная Лина.
— О, конечно, конечно, — поспешно сказал Сноуд, и дверь снова захлопнулась.
Странно как–то он себя ведет, подумала Лина. Наверное, недавно на этой работе.
Когда–то приемная, несомненно, выглядела весьма импозантно, но сейчас всюду были видны следы запустения. Стены, выкрашенные в темно–красный цвет, были усеяны коричневатыми заплатками в тех местах, где старая краска облупилась. Пол устилал безобразный бурый ковер, а во главе большого стола стояло кресло, обитое красной тканью, при одном взгляде на которую хотелось почесаться. Рядом стояли несколько стульев и кресел поменьше. Посреди стола лежала огромная «Книга города Эмбера», гостеприимно раскрытая и словно приглашавшая посетителя прочитать пару страниц. На стенах красовались портреты всех мэров Эмбера со дня основания города; мэры, насупившись, смотрели на Лину.
Лина уселась в красное кресло и стала ждать. Не было слышно ни звука. Нигде не было ни души. Скоро девочке надоело сидеть, и она пошла бродить по комнате. Склонилась над книгой и посмотрела, на какой странице та открыта: «Пусть у граждан Эмбера и нет роскошных вещей, но предвидение создателей, наполнивших наш склад в начале времен, обеспечило нас всем в достатке, а ничего кроме достатка и не ищет подлинно мудрый».
Лина перевернула несколько страниц. «Часы на башне ратуши, — читала она, — отмеряют часы ночи и часы дня. Да не будет им позволено прекратить свой бег. Ибо как мы узнаем без часов, когда взрослым следует приступать к трудам, а детям — вставать в школу? Как распорядитель света поймет, когда возжигать фонари и когда гасить их? Пусть же хранитель времени заводит часы каждую неделю, и пусть он ежедневно меняет дату в календаре на Хакен–сквер. И да исполняет хранитель времени свой долг неукоснительно».
Лина прекрасно знала, что на самом деле хранители не всегда бывают такими добросовестными, как учит книга. Она слышала истории об одном из них, жившем много лет назад. Он все время забывал менять табличку с датой на публичном календаре, и там, говорят, несколько дней подряд могло быть написано «среда, неделя 38, год 227».
Случалось даже, что хранители забывали завести часы, и те внезапно останавливались днем или среди ночи. И далеко не сразу кто–нибудь спохватывался, что ночь выдалась уж очень длинная. В результате теперь никто не знал точно, какой сегодня день недели, а уж тем более сколько лет прошло со дня основания города. Считалось, что на дворе 241 год, но на самом деле это мог быть и 245, и 239, и 250–й…
Но пока колокол на башне мерно отмечал каждый час, пока фонари загорались и гасли более или менее регулярно, время не имело особого значения.
Лина оставила книгу и стала разглядывать портреты мэров. Седьмой мэр, Подд Мортварт, был ее прапрадедушкой. Или прапрапра? Она не помнила точно, сколько там этих «пра» — в общем, это был ее далекий предок. Он выглядит довольно мрачным, подумала Лина. Впалые щеки, уголки рта печально опущены, да и взгляд какой–то потерянный. Лине больше нравился портрет четвертого мэра — Джейн Ларкетт, с ее безмятежной улыбкой и пушистыми черными волосами.
Кстати, где же мэр Коул? За дверью не было слышно ни звука. Они что, забыли про нее, что ли?
