Станислав Лем - Блаженный
Точно так же количество моих глаз и ног, по всей видимости, скрывает в себе бездонные Тайны Мироздания, если знать Извечные Значения соответствующих чисел, отношений, пропорций. Три и пять, к примеру, - числа простые. А они ведь могли бы делиться одно на другое, не так ли? Трижды пять - пятнадцать, иначе - единица с пятеркой; сложив, получаем шесть, а шесть, деленное на три, дает два, то есть число моих цветов, ибо я, с одной стороны, железный Блаженный, с другой же - медный! И такие точнейшие соответствия - дело чистого случая? Да это курам на смех! Я - существо, выходящее за твой узенький горизонт, слесаришко несчастный! И если даже в утверждении, будто ты меня создал, есть хоть крупица правды (чему, впрочем, трудно поверить), все равно ты - лишь одно из звеньев Высшей Закономерности, я же - истинная ее цель. Ты случайная капля дождя, а я - прекрасный цветок, двухцветной своей короной славящий все живое; ты - гнилая доска забора, которая только и может, что отбрасывать тень, я же - солнечный луч, освещающий землю. Ты - слепое орудие в Извечной Длани, давшей мне жизнь, и потому совершенно напрасно ты пытаешься унизить мое естество, объясняя мое пятиглазие, троеножие и двухцветность резонами технико-экономическо-снабженческими. В этих свойствах я вижу отражение высшей сущности Бытия как Симметрии, сущности, которую я еще не постиг до конца, но, несомненно, постигну, занявшись этой проблемой поближе; с тобой же разговаривать больше не стану, дабы времени не терять понапрасну.
Трурль, разгневанный этой речью, затащил модель обратно в чулан, и хотя она истошно визжала о суверенности разума, независимости свободной индивидуальности и праве на личную неприкосновенность, выключил у нее усилитель разумности и украдкой, озираясь по сторонам, - не увидел ли кто? вернулся домой. Насилие, учиненное над Блаженным, наполнило его чувством стыда; усевшись опять за книги, он ощущал себя почти что преступником.
- Не иначе проклятье какое-то тяготеет над конструкторами Всеобщего Счастья, - подумал он, - если любая, даже предварительная, попытка кончается мерзким поступком и жестокими угрызениями совести! Черт меня дернул построить Блаженного с его Предустановленной Гармонией! Нужно выдумать что-то другое.
До сих пор он испытывал модели одну за другой, поочередно, и на каждую пробу уходила бездна времени и материала. Теперь же решил он поставить тысячу экспериментов одновременно в масштабе 1:1 000 000. Под электронным микроскопом поштучно скрепил он атомы так, что получились созданьица ненамного крупнее микробов, именуемые ангстремиками; четверть миллиона таких существ составляли микроцивилизацию, которая затем волосяной пипеткой переносилась на предметное стекло. Каждый препарат невооруженному глазу представлялся серо-оливковым пятнышком, разглядеть же подробности можно было лишь при самом сильном увеличении.
Всех ангстремиков Трурль снабдил альтруистическо-героическо-оптимистическими регуляторами, противоагрессивным устройством, императивом категорическо-электрическим неслыханной альтруистической мощности, а также глушителями ереси и ортодоксии, дабы фанатизму, каков бы он ни был, отнюдь не потворствовать. Культуры он накапал на стеклышки, стеклышки поскладывал в стопки, стопки - в пакеты; разложил все это по полкам цивилизационного инкубатора и запер его на двое с половиною суток, прикрыв предварительно каждую микрокультуру прозрачнейшим лазурным стеклом - небесами туземного общества; а затем через капельницу снабдил туземцев сырьем для производства того, что consensus omnium* сочтет наиболее нужным. За развитием, которое энергично двинулось вперед на всех этих стеклышках, он не мог, разумеется, следить повсюду одновременно, поэтому он просто брал первую попавшуюся культуру, дышал на окуляр микроскопа, протирал его чистой фланелью и, затаив дыхание, созерцал общественную активность ангстремиков, словно господь бог, бросающий взгляд на свое творение с заоблачных высей.
Триста препаратов вскоре испортились. Симптомы порчи были повсюду похожи. Сперва культурное пятнышко стремительно разрасталось, пуская по бокам тоненькие отростки, потом над ним появлялся едва заметный дымок или, скорее, облачко пара, сверкали микроскопические вспышки, микрогорода и микрополя покрывались фосфоресцирующим пеплом, после чего культура с легчайшим треском рассыпалась во прах. Применив восьмисоткратное увеличение, в одном из таких препаратов он разглядел почерневшие развалины и пепелища, а среди них обугленные обрывки знамен; надписи на знаменах, ввиду их малости, не поддавались прочтению. Все эти стеклышки он немедля повыбрасывал в мусорную корзину. Не везде, однако, дело обстояло так плохо. Сотни культур устремлялись ввысь и бурно росли, когда же им не хватало места, он переносил их порциями на другие стеклышки; три дня спустя процветающих культур набралось девятнадцать тысяч с лишком.
Следуя плану, который показался ему гениальным, Трурль не давал прямых директив о переходе ко Всеобщему Счастью, а только привил ангстремикам гедотропизм, и не в одной, но во множестве форм. В некоторых культурах он снабдил каждого ангстремика гедогенератором, в других расчленил таковой на части, разбросанные по отдельным индивидам: тогда счастье достигалось лишь путем их слияния в рамках социальной организации. Ангстремики, созданные первым способом, упивались счастьем каждый сам по себе, взахлеб, и в конце концов тихонько лопались от переполняющего их блаженства. Второй метод принес плоды побогаче. Созданные при его помощи цивилизации выработали разнообразнейшие социотехнические приемы и культурные установления. Препарат No 1376 изобрел Эмулятор, No 2931 - Каскадер, а No 95 - Порционную Гедонистику в рамках Лестничной Метафизики. Эмуляторы соперничали между собой в добродетельности, разделившись на гурианцев и вигов. Первые полагали, что нельзя познать добродетели, не зная греха (иначе как отграничить одно от другого?), и потому предавались различным порокам, одному за другим, согласно каталогу, питая искренние намерения отказаться от них совершенно, когда пробьет Соответствующий Час. Однако подготовительную стажировку гурианство сделало целью - так, по крайней мере, утверждали виги. Победив гурианцев, они провозгласили вигорианство - культуру, основанную на 64 тысячах запретов, безусловных и крайне серьезных. Запрещалось грабить и бабить, гадать и бодать, сидеть на золе, плясать на столе, рявкать и чавкать, влезать и врезать; но постепенно все эти табу расшатывались и ниспровергались одно за другим, ко всеобщему и все возрастающему удовольствию. Когда, по прошествии недолгого времени, Трурль осмотрел эмулятский препарат, его встревожила всеобщая беготня: все носились как бешеные, ища какого-нибудь ненарушенного запрета, но ничего подобного уже не осталось. И хотя кое-где еще бабили, грабили, рявкали, чавкали, врезали из-за угла и влезали на каждого, кто подвернется, радости от этого было, что кот наплакал.
