Юрий Петухов - Журнал «Приключения, Фантастика» 3 96
Завидуют избранным званные и праздные, люто, тихо и упорно завидуют, растравляя пылающую в черных душах гордыню, видя внешнее и не желая знать сокрытого. Много их, званных! Много ждущих и алчущих, простирающих руки и жаждущих объять ими все зримое. Много ищущих тронов и венцов, славы и почестей, богатств земных и власти. Но нет среди них готовых подставить плечо под тяжкий крест и пойти в гору в граде насмешек и плевков, пинков и ругани. Много берущих. Но мало дающих… И приходит время бури, приходит день, когда не остается в тленном мире героев и богов, когда все роздано, и все свершено, и остались только берущие, алчущие, жаждущие, готовые пожрать друг друга, растерзать, спихнуть в пропасть, утопить в собственных нечистотах — таковы они есть, таковы были, незримые среди дающих и созидающих, но оставшиеся одни будто в наготе. И приходит сила, питавшая и напоявшая их извечно, и дает алчущим и пожирающим их истинное обличие, достойное их — и ужас спускается на землю. Нет уже ни судьбы, ни ударов ее, ни утрат, ни горечи — есть кишение алчущих и изжирание кишащих кишащими. И лишь лишенный разума и глаз обвинит незримую силу за то, что дала видеть прежде невидимое и тайное сделала явным — ибо слепа та сила, страшна, жестока, но не лжива она, подносящая зеркала к пожирающим друг друга. И не в ней вина, не в ней беда, всесущей и сокрытой до времени, но извечной. А лишь в них, берущих друг от друга и изгрызающих себе подобных, ненавидящих и преисполненных черной зависти, двуногих и разумных до времени бури, но обращающихся в червей и змей с уходом созданных по Образу и Подобию.
Достойны ли спасения губящие себя? Никто не знает ответа… Но истекает все дальше от огонька мерцающей свечи еще один из миров, и приближается, тесня Свет, грозя загасить свечу в Черной Пропасти, ползущая, неотвратимая, извивающаяся бесконечной змеей Черная Черта, пожирающая вселенные, пристанища, преисподнии и океаны смерти, пожирающая свет и тьму и само Мироздание, черта незримая и неосязаемая, проходящая в душах людских и убивающая их, вытесняющая из душ мерцание свечи, погружающая во мрак, губящая. Есть ли души у обретших свой истинный облик? Есть ли они у червей и змей?! Оберегающий Свет не задает себе вопросов, ибо раз поддавшись сомнению и презрев недостойных, начинает уподобляться им сначала в малом, потом в большом, а потом и ползет уже червем среди червей. Избранный вершит труд свой. Несет крест, снося удары, тяготы и утраты, снося все и терпя, превозмогая тернии на пути своем. И если он, познавший на земных дорогах и рай, и ад, прошедший через мытарства и страдания, не теряет веры, крест его тяжкий обращается мечом праведным и разящим.
Олег потихоньку привыкал к своему новому положению, к неизменности тела, к черной земле внизу. Первое время у него было такое ощущение, будто его посадили в каменный мешок без окон, без дверей. И мешком этим был он сам. Человек! Обычный, смертный человек. И нечего дергаться, мало ли чего было, мало ли, что он мог десять раз в минуту поменять обличие и в бесконечной цепи воплощений и перевоплощений властвовать над покорной и жалкой биомассой. Это все в прошлом. Зато он кое-что и обрел. Никогда в голове не было столь ясно, а в груди столь легко. Прежде и днем, и ночью, всегда что-то маленькое, шевелящееся давило в затылке, копошилось, грызло, кусало, не давало покоя и отдыха, изнуряло и влекло куда-то помимо его воли — он почти свыкся с ним, терпел, и только сейчас понял, что такое быть по-настоящему свободным. Олег привыкал быть человеком.
Ивановы друзья встретили их не слишком радостно, встретили буднично, как еще двоих обреченных, пришедших, чтобы умереть вместе с ними — радости было маловато. Гуг Хлодрик похлопал Олега по плечу, предложил выпить рому. Олег покачал головой. Говорить было в общем-то не о чем. И они разошлись по своим кораблям. Алена сразу поняла, кто тут главный, кому следует подчиняться и чьи приказы выполнять, без этого никак нельзя. Она при расставании строго поглядела на сына. И тот не стал перечить, хотя ему и самому хотелось пожить своей головой. Да, видно, короткие дни шальной свободы перехода от Пристанища к Земле миновали и пришли будни… Одно Олега не устраивало: их обреченность, они все как один, все до последнего собирались умереть здесь, на Земле. Олег совсем не хотел умирать. Он только народился на свет после бесконечного блуждания в потемках Пристанища, зачем ему умирать?!
Они с Аленой пролетали на своем шаре над поверженной в прах Россией, когда она вдруг сжала его локоть — сильно, до боли, и прошептала:
— Он там!
— Кто? Где? — не понял Олег.
— Иван!
Огромный шар, будто Луна, нависшая над черными обледенелыми московскими развалинами, замер в мрачном небе. Мертвый город. Мертвая земля. Здесь не было даже нечисти, только тлен и прах.
— Он там! — повторила Алена. — Видишь?!
Олег с трудом рассмотрел что-то поблескивающее неярким блеском среди черноты, гор пепла и провалов. Локаторы и щупы ничего особенного не показывали, скорее всего, мать просто устала, ей мерещилось желаемое, мерещилось от перенапряжения, от бесконечной нервотрепки, переживаний, страхов… только сейчас он начинал понимать, что ей пришлось вынести, будучи обычной смертной, в Пристанище… ведь она не была ни оборотнем, ни зургом, она прожила вечность в аду! и осталась двадцатипятилетней! Нет, лучше не вспоминать, лучше не думать о прошлом!
— Живо полезай в бот, и вниз!
— Может, лучше врезать из силовых?! — засомневался он.
— Я тебе врежу!
Алена поднялась из кресла, юная, стройная, прямая. Теперь она точно знала — он там, сердце не обманешь. Он обещал вернуться. И он вернулся!
— Не теряй времени!
Своды были бесконечно высоки. Лишь две свечи горели под ними. Но служба, бесконечная служба во спасение заблудшего люда земного шла в Храме Христа Спасителя.
Под иконами стояло человек двенадцать, не более, стояли высохшими мощами, тенями, колеблющимися в неровном свете свечей. Служка подошел к Ивану. Вытаращил запавшие, горящие болезненным огнем глаза. Он еле держался на ногах, изможденный и бледный. Тонкая желтая кожа обтягивала скулы, губ не было, один провал рта.
— Ты?! — изумленно вопросил служка.
— Как видишь, — ответил Иван.
Еще минуту назад он стоял под синим небом Старого Мира. И вот он здесь… В этом невидимом и неприступном граде Китеже. Служба идет, но как мало их осталось!
— Почитай, все померли, — сказал служка, словно угадав Ивановы мысли. И добавил с недоумением и почти ужасом: — А тебя ничего не берет.
— И не возьмет! — подтвердил Иван.
Отсчет времени прошел, и теперь он не мог медлить. Без суеты, без спешки, без торопливости ему надлежало исполнять свое дело. Пора! Долгие годы он искал, мучился, строил планы, сам разрушал их, шел в потемках и снова искал выхода, искал ответа… Теперь он знал, что ему делать. Совершенно точно знал. И уже никто и ничто на свете не могло его остановить.
