Вадим Кирпичев - Трудно быть Рэбой
Если отскочивший от сундука Весельчак и смутился, то смущение это заметить было мудрено. В мимолетной гримасе Рика привычно воздел очи к каменному своду и понес ахинею о безденежье, жестокости кредиторов ижадности ростовщиков.
Великий деятель королевства или рыжий вороватый кот? Виртуозный политик или прохвост? Гений или облаза? Кто же все таки передо мной? От вопросов у епископа потемнело в глазах. Спокойнее, друг, спокойнее, ты не дашь себя взбесить какому-то ворюге, подумал дон Рэба и бросился на Рыжего с кулаками.
— Вор рыжий, выжига, мерзавец, опять повадился тащить! Сколько раз учил: не воруй, скотина, не воруй… — рычал дон Рэба, бегая за Рикой и метя побольнее заехать тому в нос, но только месил кулачками в спину улепетывающего прохвоста.
Через пять минут епископ стоял возле стрельчатого окна и восстанавливал дыхание. Опять у него ничего не вышло, опять он так и не дотянулся до физиономии наглеца, а тот, шмыгая носом и всячески изображая его разбитость и общую обиженность, бубнил:
— Разве в ваши годы можно так волноваться, ваше преосвященство, нет, никак нельзя. Да была бы причина, а то так, по пустякам. Желчным вы стали, ваше преосвященство, ох желчным, ну словно Румата какой-то.
Рика знал чем задеть епископа — тот заговорил, словно и не было безобразной сцены.
— Ладно, к делу. Раз вы очутились здесь, то к месту будут следующие распоряжения касательно нашего плана. Не нравится он мне — чересчур сложен. В таких планах вечно что-нибудь не срабатывает: или арбалетчики промахнутся, или штурмующие понапиваются. Поэтому…
Стараясь не поворачиваться к рыжему спиной, дон Рэба открыл сундук, достал из него серебряный амулет с алым рубиновым сердечком и швырнул его на стол. Подумал. Добавил пару иконок, а сверху положил несколько арбалетных стрел. Острия стрел горели рубиновыми наконечниками. Последним епископ поставил на стол простой деревянный ларец. Еще подумал, и ларец спрятал. Рыжий с любопытством следил за манипуляциями непосредственного начальства. Судя по тому, как он зыркал по сторонам, ему здесь все было внове. Рэба взял амулет, взвесил в руке, спросил:
— Как вы думаете, мой друг, пассия дона Руматы суеверна?
— Думаю, она обычная женщина.
— Следовательно, не откажется от амулета, навеки привораживающего любимого. А дабы она могла замолить грехи, а обращение к чарам — это большой грех перед Святым Орденом, вот для нее две иконки. Кстати, они нам помогут быть в курсе всех дел руматовского дома. Как в наших подвалах обстоит дело с ведьмами?
— О, этого товару всегда в избытке.
— Сыскать смышленую, умыть, нарядить богомолкой и отправить со всем этим, кроме стрел, к дому Руматы. Да проследить, чтобы самого дома не было. И еще. Пусть ведьма не забудет добавить, что амулет потеряет силу, если о его чарах узнает сам привораживаемый. Все сделать сейчас же! Если не получится через ведьму, действуйте через слуг, хотя я слышал, слуги нашего дона любят.
— О да, слуги Румату любят. Может быть, ему даже мнится, что они его любят больше золота.
Рыжий состроил презрительную гримасу. Иконки, амулет исчезли в его бездонных карманах.
— Теперь о стрелах. Они не простые, а самоцелящие в обладателя или обладательницу амулета. Использовать их только при условии, что амулет очутится на нужной шейке, иначе пущенная стрела вернется и убьет самих стрелков. В случае, если амулет не будет взят, сыскать самых лучших, повторяю, самых лучших стрелков. Стрелы вернуть. Поторопитесь, друг мой любезный, поторопитесь. И помните, что проявленная вами честность и добросовестность будут достойно вознаграждены. Вам в этом королевстве еще предстоят великие дела, а честность и добросовестность как нельзя лучше украшают государственного мужа.
— И кому этого не знать, как не вам, гонителю греха и настоящему бичу божьему. Ваше преосвященство великий моралист!
Дон Рэба поморщился и отвернулся к стрельчатому окну, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Рыжий не сдвинулся с места, вовсе не торопясь мчаться во исполнение приказа. Напротив, он отодвинул орудия убийства и торжествующе заухмылялся, как охотник, почуявший легкую добычу.
— Самоцелящие стрелы, шпионские иконки, греховные амулеты, — начал он голосом орденского судьи, обличающего жертву в ереси, — это ведь все дьявольские орудия, ваше преосвященство. Я вот что подумал, а не загублю ли я этим свою бессмертную душу? Вы ведь не захотите, чтобы я ни за что загубил бессмертную душу? Да и преследуемые вами цели мне неизвестны…
Епископ вздохнул и не глядя швырнул мешочек с золотыми.
— Друг мой, смею вас заверить: цели самые высокие, благородные цели.
— А средства, ваше преосвященство, средства?
Второй мешочек полетел вслед за первым.
— Хорошенько и на всю жизнь запомните: власть оправдывает средства, мой юный друг.
Вскоре шаги в коридоре стихли, а с ними пропала и песня, которую Рыжий горланил во всю глотку. Воодушевленное золотом и вином ярое злодейство отправилось убивать.
Легли на дверь тяжелые засовы, из сундука на божий свет появился древний фолиант, тускло блеснувший медной застежкой, и епископ принялся его неспешно листать.
Книга Минувшего… судьбы мира открывались перед глазами дона Рэбы. Строка на царство, абзац на империю, страница на эру, и листались эти страницы одна за одной.
Будем как боги, рекли они…
Епископ зажал голову в тиски ладоней и стал читать заклинание. Надевать душу гения злодейства было противно, снимать будет больно, но как без маски средневекового монстра выжить в эти зверские, преступные времена, которые требуют каждый день целоваться на пирах с продажными прохвостами, ежечасно пожимать руки убийц, без конца покупать, губить за гроши невинные души, и нет ни минуты, чтобы вырваться из этого безумного, кровавого хоровода…
…не сыскать тех следов вовек.
Вцепившись в железные прутья, стоял он у окна. Его трясло, а с глаз сползала пелена.
Один. Господи, всегда один… Десять лет каторжных трудов и хоть бы один-единственный понимающий взгляд. Для кого-то — исчадие ада, для большинства — удачливый подлец, а на самом деле — просто человек, взявший на себя труд подумать на тысячу лет вперед. И ведь никто доброго слова не скажет, никто пальцем не пошевельнет, чтобы помочь. Все ослеплены: кто злобой, кто жадностью, кто пустыми мечтами. Вокруг или слепые, покорные овцы, или умелые, чересчур умелые рыжие облазы, эти мастера грязных дел, либо презрительно кривящие тонкие губы неумехи-доны, либо головорезы, а нужны работники, умелые, ловкие, честные работники, способные вычистить эти конюшни. Работы ведь на века!
