Альфред Ван Вогт - Далекий Центавр
Это звучало сущим бредом.
— Но что будет с нами? — напирал я. — Ради бога, Джим!
Он посмотрел на меня с иронией, и я вдруг понял, что он совершенно здоров психически. Прежний рассудительный Ренфри даже стал как-то лучше и сильнее.
— Нас отбросит с этого уровня нетерпимости, и тем самым мы вернемся…
УДАР!
Резкий перекос. Я поскользнулся, с грохотом рухнул на пол, и тут чьи-то руки — это был Ренфри — схватили меня. И все кончилось.
Я поднялся, чувствуя, что мы уже не падаем. Посмотрел на пульт. Все огоньки погасли, все стрелки стояли на нулях. Повернувшись, я взглянул на Ренфри, потом на Блейка, мрачно поднимавшегося с пола.
— Пусти меня к пульту, Билл, — требовательно сказал Ренфри. — Я хочу рассчитать курс на Землю.
Целую минуту я таращился на него во все глаза, потом медленно отодвинулся. Пока он настраивал приборы и нажимал ручку акселератора, я стоял рядом. Наконец он взглянул на меня.
— Мы будем на Земле через восемь часов, — сказал он, — и примерно через полтора года после того, как покинули ее пятьсот лет назад.
Я чувствовал, как трещит мой череп, и только через какое-то время понял, что это — из-за внезапного озарения.
Так значит, звезда-отшельница, освобождая от нас свое поле нетерпимости, просто стряхнула нас в другое время. Ренфри говорил, что это бывает каждые… четыреста девяносто восемь лет семь месяцев и…
— Но что будет с кораблем? Разве можно перенести в двадцать второй век аделедиктандер двадцать седьмого века и тем самым изменить ход истории? — бормотал я себе под нос.
Ренфри покачал головой.
— А что мы в нем понимаем? Разве мы осмелимся когда-нибудь залезть в его двигатель? Наверняка нет. Мы оставим корабль для своих собственных нужд.
— Н-но… — начал я, однако Ренфри прервал меня.
— Послушай, Билл, — сказал он. — Представь себе такую картину: через пятьдесят лет девушка, которая тебя поцеловала, — я видел, как это тебя потрясло, — будет сидеть рядом с тобой, когда твой голос из космоса сообщит на Землю, что ты только что проснулся и съел первую порцию супа во время первого межзвездного полета к Альфе Центавра.
Именно так все и оказалось.