Геннадий Прашкевич - Кормчая книга
– Калхас! Поговори со мной.
Лайкс, живая скульптура, улыбаясь, выпятил губы.
Он был совсем как человек, даже курточка не без претензий на моду – без застежек, глухая. Правда, ног лайкса Калхас не увидел – живая скульптура стояла по пояс в колючих ежевичных кустах. Человек не полезет в такие заросли, но лайксу передвигаться ему не надо, он облечен особенной плотью. Где его поставили, там он и будет стоять. Была бы связь с МЭМ.
– Ты меня знаешь?
Вопрос был нелеп. МЭМ знает всех, включенных в ее память.
– Хочешь пообедать? – лайкс на вопрос ответил вопросом.
– Подскажешь, где?
– Пальчики оближешь, такое место! – очень живо похвастался лайкс. – Поднимись по лестнице на третью террасу, там есть кафе «Сайс».
– Что-нибудь морское?
– Да уж не синтетика.
– Спасибо. Ты остановил меня только для этого?
– Не только, – лайкс улыбнулся. – Хочу подсказать: у мальчика, которого ты ищешь, была одна особенность.
– Только одна?
– Не придирайся к словам, Калхас. Сеун Диги любил уединение.
– Ну и что? Это нисколько не мешало ему выглядеть общительным человечком.
– Ну да, это так. Но когда Афра Диги навещала сына, они ходили на озера только вдвоем. Всегда только вдвоем. Они никогда не брали с собой ребят из группы Кей. Вообще никого.
– Что в этом необычного?
– Не знаю, – лайкс совсем по-человечески повел узкими плечами. – Но что-то в этом есть.
– Спасибо, – кивнул Калхас. – Ты хорошо устроился. Можно позавидовать, да? Здесь тихо. Только к тебе, наверное, не часто подходят? Зачем тебя установили в колючих кустах?
Лайкс засмеялся.
– Пожалуй, я воспользуюсь твоей помощью.
– Что именно ты собираешься делать?
– Задать вопрос МЭМ.
– О! – уважительно протянул лайкс. – У тебя есть разрешение?
– Разумеется.
– Хочешь начать прямо сейчас?
– Нет, сперва пообедаю, – усмехнулся Калхас. – Ты ведь никуда не убежишь?
VI
Кафе «Сайс» оказалось морским.
Трепанги, голотурии, водоросли, лобстеры, нежные морские гребешки, сочный лангер, крабы, всевозможная рыба и водоросли, кальмар, конечно. Ничего синтетического, зато все запредельно дорого. Даже для человека, надолго покидающего Землю. Впрочем, Калхас не стал чиниться. Он жалел, что не может угостить Редера или Афру…
Странно, думал он, уничтожая кальмара. Я ухожу надолго. Может быть навсегда. Наверное, я должен печалиться. Падающий с дерева лист должен вводить меня в умиление, кислотный дождичек рвать душу, но я почему-то ничего такого не чувствую? Больше того, мне непонятно отвращение Афры к Мегаполису. В конце концов, именно Мегаполис – наше родовое гнездо. Мы здесь выросли.
Он дружелюбно улыбнулся бородачу в белой форме:
– Вы хозяин?
– Считайте, вам повезло.
– Почему не видно роботов?
– К настоящим клиентам я выхожу сам. У меня принцип: для настоящих клиентов ничего искусственного. Если вам это не по душе, перейдите улицу, на той стороне вас накормят соевой лапшой с добавками спенизиллы. И возьмут недорого. А неловкий робот отдавит вам ногу.
– Благодарю, – улыбнулся Калхас. – А продукты биосинта? Я не вижу в меню…
– Разве биосинт морское животное? – хозяин, наконец, оскорбился. – Перейдите улицу и вас накормят чем угодно. Конечно, я не хочу сказать, что продукты биосинта – самое худшее. Нет, хаять не буду. Но у меня вкусней.
Калхас кивнул.
Он сам знал это.
Далеко не все относятся к продуктам биосинта с таким неподдельным восторгом, как доктор Джаун. И когда о них говорят с холодком, это тоже, в общем, объяснимо. И все равно при олове биосинт (как при слове колония) у многих в голосе проскальзывает некий холодок? Только ли потому, что биосинт – живая система? Молоко коров, например, не вызывает подобной реакции?
Есть разница, сказал себе Калхас, любуясь бородачом, включающим Инфор. Биосинт не просто живая система. Он чрезвычайно сложная система. И в некотором смысле действительно живая, ничего с этим не поделаешь. А если быть совсем точным, биосинт – это чрезвычайно сложная электронная система с живым желудком. Киборг, артефакт, черный ящик, в который поступают вещества-основы и специальные добавки. Выход разнообразен: от чистого белка до синтетических материалов. Биосинт выдаст все, что угодно, только подбери сырье и верно рассчитывай программу. Бывают и ошибки, но по вине человека, не биосинта. Может, эти редкие ошибки и отвращают? Ведь именно они запоминаются прежде всего. Кому понравится лангер, жесткий, как подошва, или белок кроваво-гнойного цвета? Но как бы ни относиться к биосинту, несомненно, он самое великое из всего созданного человеком за последние два века. В водно-солевые растворы, в живой, работающий, чувствующий гигантский желудок биосинта поступают в определенных пропорциях и концентрациях специальные добавки и вещества-основы, сырье, скажем, гумус, в котором есть все элементы, необходимые для создания качественной и калорийной пищи.
Заманчивая простота.
Правда, и отталкивающая.
Зато никаких дымящих печей, труб, плюющихся дымом и паром теплопроводов, Центров термоядерного синтеза, какими бы чистыми они ни считались. Никаких проблем с сырьем, от нехватки которого задыхается промышленность. Биосинт раскидывает солнечную многолепестковую антенну над башнями Мегаполиса, над болотами и лесами. Над болотами, кстати, предпочтительнее. Глина, торф, вода главное сырье всегда под ногами. Не зря именно колонии проявили такой интерес к биосинту. В условиях, близких к идеальным, биосинт может производить буквально все, исключая, может быть, только металлы в чистом виде. И то лишь потому, что для получения металлов в чистом виде требуются сильные неорганические кислоты, с которыми живой желудок биосинта пока справиться не может.
СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ БЛОКИРУЮТ ПОСТАВКИ БИОСИНТОВ КОЛОНИЯМ.
Калхас помрачнел.
Он покидает Землю не в лучшее время.
Человечество сейчас как гигант, который сам сковал себя цепями и тщетно пытается их сорвать. Хотелось бы, чтобы цепи были сорваны, они и будут сорваны, но какой ценой? Не превращать же всю Землю в колонию, как того требует доктор Джаун. В этом нет смысла. Колонисты как рой мух. И появление Свободных Охотников не случайно. Они – следствие отторжения.
Калхас совсем помрачнел.
Я, наверное, устал. От бесплодной любви, от одиночества, от затянувшейся борьбы за проект «ГЛ». Надо всех простить и уйти. А прежде всего, забыть Афру. Может быть именно возвращение станет когда-то встречей, подумал он, обмирая от лживости выбранной формулировки.
