Антон Уткин - Хоровод
Долго сидел я, подперев ладонью подбородок, глядя на разомлевшее под низкой красной луной небо, прислушиваясь к мерному треску цикад, мечтая и строя планы один сладостней другого, ибо непередаваемое волшебство ночи околдовало и душу и разум.
Вдали послышался шум экипажа. Едва различимый поначалу, через несколько минут он приблизился к самому моему окошку. До меня донеслись хриплые голоса, называвшие мою фамилию, и отвечавший им испуганный голос хозяйки. Я поднялся из кресел и быстро спустился по скрыпучей лестничке. Кое-как одетая вдова со свечой в руке уже отворила дверь, через которую велись переговоры, и на крыльце я разглядел пристава. За его спиной во дворе виднелись дрожки, с которых кучер, пыхтя, тащил на землю что-то длинное, тяжелое, оказавшееся вдруг обмякшим телом, которое он наконец стащил и посадил, прислонив к колесу.
- Что вам угодно? - спросил я.
- Видите ли, - пристав с улыбочкой кивнул на сидящее тело, - этого офицера мы подобрали у заставы. Это ведь ваш товарищ.
- Что же с ним? - вскричал я, подходя к дрожкам.
- Известно что, - продолжал улыбаться пристав, - мы узнали мундир да и подняли от греха, прямо на дороге лежал. И ограбить могли, и... все могли при таких-то кондициях. Лихого народа полно шляется. Э-эх, господа, господа...
- Да как же вы знали, куда везти? - недоумевал я.
- Они сами попросили, чтобы к вам, - объяснил пристав и загадочно добавил: - Когда еще говорить могли.
- Да полно, пьян ли он?
- Мертвецки, - был ответ.
Пристав долго еще объяснял, что могло бы стрястись, если бы случай этот стал как-нибудь известен начальству. Я угостил его Ривесальтом, кучеру дал на водку и поспешил наверх, где на сундуке, наспех покрытом ковром, положили моего бесчувственного товарища.
9
Когда я очнулся в мутной пелене влажного утра, на сундуке никого не было. Засевшие в ветвях лип соловьи упорно твердили, что их день уже закончился. Спать не хотелось, я немного посидел на кровати, припоминая подробности прошедшей ночи, наскоро выпил чаю и отправился в конюшню.
Hа развод Hеврев не явился, но это, по счастию, сошло незамеченным. Обедать к полковнику он тоже не пришел, и я, благоразумно захватив бутылку цимлянского, направился в казармы узнать, что же с ним произошло. Вчера он имел вид самый отвратительный: китель был разорван, изуродован, на одном сапоге недоставало шпоры, перчатки отсутствовали, а сами руки были в ссадинах и грязи, растрепанные волосы мокрыми прядями разделили бледный лоб, в уголках сухого рта запеклась пена.
Дверь я открыл сапогом, полагая, что давешнее происшествие в известном смысле дает мне право на такую вольность. Hеврева я застал еще в постели, одежда скорчилась на полу неопрятной кучей, окно было затворено, и в комнате стоял невыносимый запах вчерашнего хмеля. Хозяин всего этого великолепия посмотрел на меня черными ввалившимися глазами. Припухшие веки отдавали зеленым.
- Мой дядюшка рассказывал как-то, - пошутил я, - что один его знакомый офицер умер с перепою, так его после этого хоронили в сюртуке.
- Ради Бога, извини, - с видимым сожалением разжал губы Hеврев.Ты знаешь, что могло бы выйти.
- Mon cher, quelle ide entre nous2, - сказал я небрежно, - но объясни, пожалуй, как это все получилось, я ничего не пойму.
Hеврев схватил голову немытыми руками и медленно сел на кровати. Я распахнул окно - горячий, но свежий воздух ворвался к нам с протяжными послеобеденными уличными звуками. Мы молча пили вино, мой приятель сутулился, кряхтел, держа стакан двумя руками у самого лица, словно в нем плескался согревающий чай.
Через час он уже встал и с жалким выражением в лице ковырял дрожащей рукой свою безвозвратно погубленную амуницию.
- Придется шить, - заверил его я и в подтверждение своих слов разом допил стакан. - Да сядь, расскажи толком.
- Hечего тут рассказывать, - подумав, нахмурился он. - Стало мне, брат, худо, пошел да и напился. С кем не бывает.
Мрачный получился день: Hеврев отмалчивался или просил прощения, бутылка была пуста, но больше пить и не хотелось.
10
После этого случая Hеврев стал отлучаться из расположения все чаще, отсутствовал все дольше, и с каждым разом все угрюмее становилось его красивое сосредоточенное лицо. Тем не менее у меня он бывал постоянно, и иногда я замечал у него в глазах нетрезвый блеск. А однажды он просто попросил вина и посмотрел в угол, где стоял початый ящик с мадерой. Обычно он наливал себе полный стакан, выпивал его залпом, а уже затем не торопясь тянул из рюмки. Я посылал в трактир за сыром и цыплятами Григория, разбитного малого, служившего моей хозяйке и кучером, и дворником, и полотером, а там, глядишь, еще кто-нибудь из товарищей заглядывал к нам.
Один раз мы рылись в пухлом томике Шиллера, и Hеврев долго не мог найти нужную ему вещь; это, видимо, его раздражало, и страницы трепетали в нервных пальцах.
- Ты книгу не порви, - недовольно заметил я, - что за спешка!
- Видишь ли, - страстно заговорил он, отбрасывая растрепанный том, - вот мы сидим здесь, сидим минуту, час сидим, другой, седлаем ли лошадь, еще что-нибудь такое делаем... ненужное... а я прямо-таки чувствую всем своим существом, как за этой стенкой жизнь идет, - он усмехнулся, - да что там идет - неистовствует. Вот представь себе: раннее утро, первые звуки, люди выходят из домов. Куда они идут? Что чувствуют? Я хотел бы быть каждым из них, прожить все жизни, оказаться во всех местах сразу и при этом в одно время. - Тут он устремил на меня почти безумный взгляд.
- Володя, ты не выпил ли? - обеспокоенно спросил я.
- Чаю, - отвечал он и снова усмехнулся. Поднявшись, он отворил окно. По дорожке рядом с домом шла книгоноша с закинутой на спину корзиной. - Вот хочу быть книгоношей, - продолжил Hеврев, выглядывая наружу. - Хочу быть этим деревом, и этим, и этим - всем хочу быть, всем... А дерево-то бедное какое, здесь родилось, здесь и умрет... стоит себе на одном месте и никуда отойти не может. А вдруг и ему интересно куда-нибудь?
- Погоди, - ответил я, - вот как спилят дерево да пустят на доски, так и оно попутешествует.
- В том-то и дело, что спилят, а оно-то должно само.
Я живо представил себе, как деревья и дома расхаживают по улицам и вежливо друг с другом раскланиваются, а то договариваются с извозчиком подвезти их два квартала до своего нумера.
- Мы ведь как эти деревья - бессловесные, только ветвями шумим, вот и весь толк. Ты еще родиться не успел, а за тебя уже все рассчитали: кем ты станешь, что делать станешь, хм-хм, кого любить должен, а чего доброго, как ты думать станешь, вот что! У попа сын родился - прыг сразу в ряску из колыбели и к заутрене, к заутрене. Дочка родилась - так уж есть на примете прыщавый семинарист в мужья. В общем, крестьяне пашут, попы кадилами машут, мещане водку пьют... - Hеврев задумался на мгновенье и, хихикнув, заключил: - Так все и живут.
