Эрик Рассел - Ниточка к сердцу
– В своде законов, как мне помнится, это называется похищением трупов, - уточнил Бленкинсоп, улыбнувшись одной из своих грязных улыбок. - В свое время вы изобрели несколько превосходных вещиц, мой милый, но на этот раз вы явно перемудрили. Мне не получить и двух с половиной процентов за механического похитителя трупов, так что лично меня эта штука не интересует.
– У вас какой-то иррациональный подход к делу, - запротестовал Уэйн. - Я ведь имею в виду лишь легальный обмен телами.
– Легальный? - Развеселившийся Бленкинсоп чуть не подавился сигарным дымом. ~ Чьи это тела могут подлежать легальной конфискации? И ради чьей выгоды? - Он ткнул жирным пальцем в грудь Уэйна. - Кто будет платить за переселение и кто будет получать эти деньги? И при чем тут буду я?
Глядя на него с нескрываемым презрением, Уэйн сдержанно пояснил:
– В прошлый четверг умер Коллистер. Это был крупнейший в мире специалист по раковым заболеваниям. В тот же день был казнен Бэт Мэлони - преступник. Мозг Коллистера оставался активным до конца, в то время как тело было изношено долгими годами служения человечеству, Душа Мэлони представляла собой неизлечимое, извращенное, антисоциальное "эго", заключенное в грубое, но сильное и здоровое тело.
– Понимаю, - согласился Бленкинсоп. Он протянул руку за своей шляпой. - Будь ваша воля, вы бы засунули Коллистера в каркас Мэлони. Не стану обсуждать научную сторону этого эксперимента, так как верю, что вам бы он удался. Но я неплохо разбираюсь в законах. Моя жизнь протекала не в лаборатории, в окружении приборов и машин, а в нашем грешном и жестоком мире. Примите совет жалкого реалиста: вам не найти такого закона, который дал бы вам право на подобные фокусы, даже если бы вы агитировали за их гуманность до самого страшного суда.
– Но…
– Пора вам и повзрослеть наконец, - нетерпеливо перебил его Бленкинсоп. - С вашим идеализмом вам место разве только в детской. Я не могу выпустить на рынок воздушный замок, мне не дадут за него и стоимости пачки сигарет.
Пухлая рука протянулась к ручке двери, и человек, стоящий по ту сторону ее, отпрянул в темноту.
– Советую вам лучше поломать голову над вашим стереоскопическим телевизором. На нем можно крупно заработать. Публика хочет этого, а кто мы такие, чтобы отказывать массе в ее желаниях? Что касается вашей бредовой машины, то если вы предложите мне еще что-нибудь в этом роде, я просто умру со смеху.
И, смеясь, он вышел из комнаты,
И умер.
Дженсен заметил Уэйну:
– Силенок у тебя - кот наплакал, но сразу видно - ты старик башковитый и котелок у тебя варит.
Он внимательно оглядел ученого и увидел, что утомленные глаза старика светились внутренним огнем и одержимостью. Этот седовласый фраер - крепкий орешек, решил Дженсен. В нем чувствуется душевная твердость, которую нельзя не уважать. Старик поймет, конечно, что сопритивление бесполезно. Он не сделает попытки применить силу. Но он будет думать, думать, думать… Нужно быть начеку, а то, чего доброго, тебя могут и перехитрить.
– Для вашего и моего блага, - предупредил он Уэйна, - вам следует кое-что знать: во-первых, я вчера смылся из камеры смертников. И возвращаться туда не намерен. - Он ткнул Уэйна в плечо. - Никогда!
– Я так и подумал, что вы преступник, - сказал Уэйн. Он перевел взгляд с веревок, опутывавших его тело, на блестящую поверхность аппарата, а затем на стоявшего перед ним человека с жесткими чертами лица. - Ваша фотография была помещена в утренних газетах рядом с фото ваших сообщников.
– Ага, это были я, Хаммел, Жюль и Краст. Мы скрылись в разных направлениях. Я не буду скучать о них, даже если никогда их больше не увижу.
– В газетах было написано, что вас зовут Генри Мейнелл Дженсен, что вы опасный преступник, убивший двух человек.
– Сейчас уже трех - я пришил и того толстяка.
– А, Бленкинсопа - вы убили его?
– Да, заткнул ему глотку навечно. Это было совсем нетрудно.
Уэйн молча обдумывал что-то. Наконец он сказал:
– Вы понесете за это наказание.
– Ха, - вскричал Дженсен, наклоняясь вперед, - послушайте, вы, доктор или профессор, как вас там, я все слышал о вашем гениальном изобретении. Толстяк был не дурак, он готов был поверить, что оно и в самом деле работает так, как вы говорите. Я-то с самого начала знал, что вы не врете. Это просто блеск! Вы же можете стать моей крестной матерью.
– Каким образом?
– Поможете приобрести новое облачение для моей души.
– Прежде я увижу вас у черта в преисподней.
– Ну, ну, папаша, не стоит кипятиться. Положение у тебя не блестящее, так что не советую лезть в бутылку по пустякам! - Он проверил веревки, которыми ноги его жертвы были привязаны к стулу. - Легавым нужно мое тело, только тело - и ничего больше. Им хотелось бы увидеть, как оно будет болтаться на перекладине. Ну что ж, они его и получат - лицо, отпечатки пальцев и прочие предметы. Вы - единственный человек на свете, у которого хватит мозгов осчастливить всех - дать им то, о чем они мечтают, и помочь мне занолучить то, в чем нуждаюсь я. Мне ведь ничего не нужно, кроме приличного, не сильно поношенного тела, к которому полиция не проявляет никакого интереса. Как приятно делать людей счастливыми!
– Оставайтесь в том теле, которое при вас, - сказал Уэйн. - Я стар и не боюсь умереть. Можете добавить еще одно преступление к тому грузу, который лежит на вашей совести, если только она у вас осталась, но вы все равно ничего не добьетесь.
– Послушай, папаша, - процедил Дженсен; глаза у него стали ледяными. - Можешь упрямиться, сколько душе угодно, меня этим не разжалобишь. В те времена, когда я был идиотом и верил в честный труд, я закончил курсы электриков. Если я рано или поздно не разберусь в твоей машине, тогда меня действительно следует повесить.
– Что вы этим хотите сказать?
– А то, что я украду какого-нибудь ребенка у любящих родителей и попробую на нем: сработает прибор - отлично! Нет - ну что ж, мало ли подопытных кроликов играет в песочек по дворам. Мне могут понадобиться двое, трое, десять ребятишек, но рано или поздно я добьюсь своего. Так что выбирай - твоя жизнь или их?
– Вы не посмеете экспериментировать на детях.
– Не посмею? Папаша, милый, я все посмею. Мне ведь терять нечего. Они не смогут повесить меня десять раз, как им, наверное, хотелось бы. Им не удастся сделать этого ни разу - уж я об этом позабочусь. Но и в бегах прожить всю жизнь я не собираюсь. У меня найдется занятие поинтересней, чем прятаться от легавых. Можешь мне поверить - я на все пойду, чтобы избавиться от шпиков раз и навсегда.
Вперив взгляд в стоящего перед ним человека, Уэйн обдумывал услышанное. Он еще ни разу не пробовал свою машину на человеке, но знал, что она будет работать так, как он предсказал. Он был уверен в том, что определенные условия должны дать заранее предсказанный эффект. Однако при мысли, что ему придется испытать ее, подчинявшись воле этого самонадеянного негодяя, мурашки буквально поползли у него по телу. Нужно вступить с ним в спор и попытаться выиграть время - прямой отказ явно не принесет никакой пользы и может стоить жизни десятку невинных людей.
