Федор Березин - Пепел
– Ясное дело, я разумею в своем вопросе государство Джунгария.
– Название мне ничего не говорит. Я не знаю его протяженность, координаты и прочие параметры. Можно ли их уточнить?
– Ты слишком хитер, разведчик. Но можно ли из твоих слов заключить, что ты о нас ничего не слышал?
– Вполне можно, – согласился Хадас. Он впервые подумал, что может вешать им на уши почти любую лапшу. Большинство данных, полученных через него, им абсолютно нечем проверить, и потому его главная задача врать непротиворечиво, даже под возможной пыткой, и тогда его слова можно будет воспринимать со стороны либо как чистый вымысел, либо как истину – в зависимости от настроения.
– Но могут ли о нас знать другие, более высокие статусы на базе, чем ты?
Ну вот, отметил Хадас: собеседник уже перенес собственные общественные отношения на представителей Земли. Это была непростительная ошибка со стороны дипломата: явно давала себя знать двадцатилетняя изоляция планеты. Требовалось включаться в игру, раз уж ему подыгрывали.
– Я не могу знать всего, что известно вышестоящим статусам.
Собеседник был явно доволен таким ответом, видимо, считая, что столь хитрыми вопросами выведал у допрашиваемого большие секреты. Одним из них он явно считал социальное устройство Маарарской базы. Похожим образом они беседовали еще долго. У Хадаса затекли руки от крепления и ныл позвоночник, до сих пор не привыкший к увеличенной нагрузке, но он не хотел выдавать собеседнику свои слабости. Кроме того, ему сильно захотелось пить, но и здесь он сдержался. Однако чем дальше шла беседа, тем более он убеждался, что ничего не теряет от лишней просьбы.
– Извини, уважаемый статус Семь, я не могу разговаривать. У меня пересохло во рту, и мои руки уже почти отнялись. У тебя рядом охрана, и деться мне некуда: почему нельзя отвязать меня?
Статус Семь перекинулся несколькими фразами с полицейским, затем отдал команду, и один из одетых в красное исчез. Вскоре принесли воды, однако не развязали. Стало несколько веселее, и беседа текла ровно и не торопясь. Хадас никогда не общался с инопланетянами, да и вообще уже некоторое время варился в собственном соку вопросов без ответов, так что ему стало даже интересно нездоровым любопытством уличного автомата для продажи газет: «Купят – не купят?»
Вообще-то местные не являлись инопланетянами в начальном смысле слова, были они плоть от плоти свои: потомки колонистов, да и наверняка не далее второго-третьего поколения, но тем не менее у них явно проглядывались бешеные культурные отличия, взять хоть этот странный язык. Хотя он не лингвист, не ему судить. Мало ли разных языков имеется на Земле еще и в настоящее время, а сколько их было ранее, до исчезновения с лица планеты некоторых народов. Рассказывают, даже в Европе раньше столько водилось, были, например, какие-то немцы и еще много общин-государств поменьше, и вроде бы совсем недавно, однако повымерли постепенно: смертность у них превышала рождаемость – надо же, Земле бы в целом такие проблемы.
Хадас уже мало обращал внимания на руки, он вел милую беседу, одновременно не забывая вплетать в складывающееся повествование непротиворечивую ложь. Было ли в том спасение? Он не знал, и для него самого его наверняка не было, но, может, оно было для других пилотов или для базы в целом?
Потом, как-то неожиданно, допрос прервался и все статусы, кроме полицейского, его покинули.
* * *«…Стратегический военный расклад, сложившийся в системе звезды Индры – желтого карлика, лишь в полтора раза превосходящего Солнце по диаметру, выглядел следующим образом. Единственная из четырех планет, пригодная для жизни, – Гаруда, некогда заселенная землянами, из процветающей колонии со временем превратилась во враждебный Земле мир. Боевые действия по ее усмирению, помалу и помногу, обернулись непрекращающейся бомбардировкой суши планеты. Земляне закрепились на естественном спутнике Гаруды – Мааре, некоем аналоге земной Луны. (Как оказалось, наличие относительно крупного спутника возле планеты, находящейся в зоне приемлемой звездной температуры, ведет к благоприятным последствиям по поводу образования океана, а стало быть, жизни земного типа, и, следовательно, – кислородной атмосферы.)
Поскольку земляне так и не смогли разрешить научно-теоретическое противоречие с созданием звездолетов любого типа, связь с родной Солнечной системой осуществлялась через еще одну загадку космоса – Портал. Через него же военные Земли получали подкрепление и все необходимое для ведения войны. Превосходя колонистов техно-военной мощью, люди метрополии сразу получили перевес, однако вот уже долгие годы война все же не кончалась, а некогда счастливая Гаруда преобразовывалась в четвертый непригодный для жизни планетарный компонент системы Индры. Вот так обстояли там дела…»
Вольное толкование исторических документов. Том 7.
* * *Он не знал счета времени, но милые беседы продолжались суток двое, его могли дернуть в любое время днем или ночью, здесь, в закопанном в грунт городе-государстве, такие биологические условности, наверное, не учитывались. Однажды он взъерепенился, но ведь к этому и шло.
Теперь это было другое помещение, не просторнее прошлого, но явно насыщенное некой зловещей аурой. Хадас Кьюм понимал, что сам обрек себя на муки, однако другого пути соврать у него не было. Самое смешное могло случиться лишь в том случае, если «землекопам» известно гораздо больше, чем он думает. Если они поймут, что он их намеренно обманывает, называя неправильные координаты базы, его муки приобретут не временный, а необратимый характер, и тогда наверняка он очень пожалеет о своей сегодняшней решимости. «А стоит ли вообще скрывать от них местонахождение Маарарской базы? – иногда подумывал он. – Может ли от их знания что-либо измениться?» Он сильно сомневался в этом, но, однако, предпочел этот очень опасный для здоровья путь.
– Ну что? – спросили его в этот день. – Будете сотрудничать? Нам нужны точные географические координаты. Вы пилот, и вы их знаете. Если вы не захотите назвать их полюбовно – пеняйте на себя.
Он решил пенять на себя.
Дальше за дело взялись ребята в красных передниках. Когда они разложили напротив свои страшные прибамбасы, он похолодел, но сдержался: пути назад уже не было. А когда эти страшные карлики закрепили его руки на столе специальными креплениями и первая иголка воткнулась в средний палец, его мозг словно прошило током. Он поспешил расслабиться, однако его умелые пилотские руки, столь необходимо чувствительные, сейчас выделывали с ним страшные вещи. Он более не видел ничего перед глазами, которые ему не дали закрыть, ничего, кроме медленно входящей в палец толстой иглы. Он ясно наблюдал, как она вошла еще на один миллиметр, но это не могло быть правдой: он явственно чувствовал ее присутствие во всем теле. Мозг лихорадочно выдал решение – сдаться. Однако что-то остановило его от крика. Хадас увидел, как игла воткнулась еще чуть-чуть, и сразу палец стал самым главным органом в теле. Все мысли ушли, спешно стерлись из сознательного восприятия окружающие предметы, лица и чужие враждебные маленькие руки. Игла двинулась вперед, и он впервые почувствовал свою собственную кость – или это был обман органов восприятия? Затем по этой чудовищной иголке стукнули молотком. Он дернулся всем телом, насколько позволяли крепления, и едва не захлебнулся слюной, однако не издал даже стона: он начал жевать свой язык. Ничто не помогало. Он наблюдал, как игла вынырнула через ноготь наружу, выдавливая красную каплю. Он подумал, что прошел час, и вместе со слюной, не чувствуя этого, сглотнул собственную кровь. Визуальное время дробилось на столь малые отрезки, что каждая секунда обращалась в тысячелетие. Он услышал издалека повторение вопроса и едва связал происходящее в единое целое. Собственная логика провалилась куда-то в тартарары, а внутри его появился какой-то удивленный наблюдатель, с ужасом фиксирующий происходящее вокруг. Вопрос повторили вновь: внутренний наблюдатель уже посоветовал Хадасу кивнуть, однако он не успел расшифровать его послание… Наконечник иголки перед носом начал выгибаться, и пленника снова прошила волна нарастающей боли. Он не понял, сколько это продолжалось, когда внезапно воспринял свое тождество с независимым наблюдателем. Теперь он видел себя более снаружи, чем изнутри, и отдаленно понял великолепие мазохизма. Хадас молча пронаблюдал, как игла втянулась под ноготь, и ощутил, как она покинула его внутреннее пространство. И сразу он почувствовал ускоренный ход времени. Он попытался моргнуть, и это получилось: чужие пальцы не держали более его веки.
