Колин Уилсон - Дельта
Ответ не заставил себя ждать. Спустя несколько секунд тараторящий без умолку Уллик вдруг осекся на полуслове и, остановившись, обвел своих товарищей ошалелым взором. Едва Доггинз успел спросить: «В чем дело?», как он заведя глаза, свалился к их ногам с побелевшим враз лицом. Найл не мешкая нагнулся и приподнял ему голову. Лицо Уллика уже испачкала молочно белая пена.
У остальных вид был тоже бледный, усталый. Заметив, что Доггинз часто моргает, с трудом превозмогая осоловелость, Найл понял, что к чему. Просто растение перестало передавать искры жизненной силы, оставив их на милость наркотических паров.
Найл стащил с Уллика заплечный мешок и подал Милону.
– Жнец отдай Симеону, а сам неси мешок, – повернулся к Манефону. – Помоги-ка поднять. Придется его нести.
У Манефона вид тоже был не ахти какой, но он держался за счет недюжинной физической силы. Не говоря ни слова, он нагнулся, подхватил Уллика под мышки и поднял на ноги. Затем взвалил его обмякшее тело себе на широченное плечо.
– Надо поспешать. Давайте возьмем вон туда, – он указал в направлении, где лес подступал ближе всего. Они двинулись полным ходом, топча ломкие стебли. Пробирались тяжело, с одышкой. Впечатление было такое, будто растительность нарочно цеплялась за щиколотки. В глазах переливчато рябило, и вообще самочувствие было, как у пьяного, к которому уже подступает похмелье. Вперед гнало единственное желание достичь кромки леса и выбраться из этой льнущей глянцевитой зелени, чей медвяный аромат казался теперь отвратительным.
И тут неожиданно идти стало легче. Оказывается, под ногами был уже упругий дерн, а до деревьев оставалось не больше сотни метров. Найл бросил на землю заплечный мешок, сам сел, стиснув голову между колен. Манефон сронил с плеча Уллика и сам рухнул ничком на траву. Последним из ядовитой зелени выдрался Доггинз; выйдя на дерн, он потерял равновесие и упал на все четыре. Затем высвободился из лямок своего ранца, перевернулся на спину и замер, раскинув руки.
Так они пролежали, вероятно, минут десять, пока не стала досаждать полуденная жара. Тогда Найл кое-как вынудил себя перебраться под сень ближайших деревьев. Вскоре его примеру последовали остальные; Уллика перетащил Манефон, подхватив под мышки. Найл присмотрел невысокое дерево с гладким серебристым стволом и сел, привалившись к нему спиной. Крона из широких – в ладонь – зеленых и красных листьев затрепетала, словно сквозь них прошел ветер. Закрыв глаза и успокоившись, Найл ощутил бодрящую, живительную свежесть, как если б сидел под брызгами благодатного водопада. Раскрыв глаза, он понял, что дерево способно сеять брызги жизненной энергии, как та дурманящая трава.
Теперь было уже ясно, что это признак опасности: энергия излучается, чтобы они раскисли и, в конце концов, забылись сном. Настороженный такой догадкой, он стал тщательно следить за происходящим. Ветви дерева из тех, что подлиннее, крадучись, нагибались к земле – страшновато, все равно что следить за осторожными движениями охотящегося животного. Однако палец считай что на спусковом крючке, так что можно еще и чуть повременить, посмотреть, что будет дальше. Ветви клонились все ниже и ниже, почти уже касаясь земли; вокруг образовалось подобие зеленого шалаша, свет через который едва просеивался. И тут Найл почувствовал, как гладкая кора, на которую он облокотился, начала чуть подрагивать, словно пробуждаясь от сна. Рельеф коры менялся на глазах: была гладкой, а тут вдруг стала покрываться мелкими дырочками. Через несколько секунд послышалось негромкое шипение, как при утечке газа, и Найл почуял приятный аромат, от которого по телу прошел благостный трепет. Он словно навевал видения широких травянистых долин, дымчатых холмов. Следом нашла блаженная расслабленность, появился соблазн лечь на траву и заснуть. Но Найл, пересилив себя, сел и на четвереньках выбрался из зеленого шалаша, легко разведя в стороны кончики ветвей. Снаружи, оказалось, действительно, ни дать ни взять зеленый шалаш. Узорчатые листья лежали друг на друге внакладку; очевидно, чтобы предотвратить утечку наркотического газа. Найл стоял и смотрел, как ветви, медленно размыкаясь, поднимаются с земли. Минут через пять дерево приняло свой прежний вид, выпрямившись как ни в чем не бывало.
Остальные лежали с закрытыми глазами, очевидно, вдыхая со сном одурь наркотического растения; сень ветвей над спящими выглядела обнадеживающе спокойно. В голове у Найла мелькнула мысль. Ухватив за запястья Уллика, он поволок его под дерево с серебристой кроной. Он опер его спиной о ствол, а сам сел рядом. Ветви встрепенулись, и через несколько секунд облако живительной энергии облекло их, словно искристая водяная пыль. Уллик пошевелился и открыл глаза. Некоторое время взгляд его блуждал, наконец, он с блаженной улыбкой возвел глаза на Найла.
– Как я сюда попал? – с веселым недоумением спросил он.
– Тебя притащил Манефон.
– Вот молодчина, – голос Уллика звучал вполне нормально.
Пока Найл объяснял, ствол начал уже испускать дурманящий газ, а ветви склонились к земле. Уллик был так увлечен, что ничего не заметил. Когда Найл обратил его внимание, что они упрятаны под зеленый ствол, он огляделся с некоторым удивлением.
– Что оно задумало?
– Наверное, слопать нас. Можешь оставаться и выяснить досконально, если желаешь.
Когда выбирались из-под ветвей на дневной свет, Найл успел заметить, что взгляд у Уллика ожил, и бледность сошла с лица. Сам он окончательно избавился от томной вялости – вообще чувствовал себя так, будто только что пробудился от долгого освежающего сна.
Он подошел и растолкал Симеона. Лицо у него было землисто-серым, отчего резче выделялись морщины. Попытавшись сесть, тот застонал.
– Как тебе это дерево? – указав, спросил его Найл.
– Никак. А что? – взгляд у Симеона был квелый, равнодушный. Найл рассказал о том, что произошло.
– И с тобой ничего, все нормально?
– Абсолютно. Единственно, надо выбираться из-под ветвей до того, как оно начнет усыплять. Ты попробуй.
Симеон не стал противиться, когда ему помогли подняться на ноги, по дороге к дереву его приходилось поддерживать. Через несколько секунд их уже обливал душ бодрящей животворной силы. Симеон протяжно вздохнул и, откинувшись головой о ствол, задышал глубоко и мирно. К тому времени как ветви склонились к земле, он спал. Но лицо уже не было таким изнуренным.
Уллик потряс его за руку:
– Пойдем, пора выбираться!
Симеон, вздрогнув, очнулся и без особой охоты последовал за ними наружу; выбравшись, с зачарованным видом остановился и наблюдал, как медленно расправляются ветви. В их движении было что-то гипнотическое – плавное, неспешное, сразу и не углядишь.