Герберт Уэллс - Машина времени. Рассказы
Я снова взглянул на белую фигуру Сфинкса и внезапно ощутил всю отчаянность своего путешествия. Что предстанет предо мною, когда совершенно исчезнет этот туман дождевой пыли? Разве с людьми не могла произойти за это время полная перемена? Что, если люди стали еще более жестокими? Что, если за это время они совершенно утратили свой человеческий облик и превратились во что-то нечеловеческое, неприятное и подавляюще сильное? А может быть, я увижу какое-нибудь дикое животное, еще более ужасное и отвратительное, чем первобытные ящеры, благодаря своему человекоподобию, – мерзкую тварь, которую следовало бы тотчас же уничтожить?
Я взглянул кругом и увидел другие, более отдаленные очертания – огромные здания с затейливыми перилами и высокими колоннами. Они отчетливо выделялись на фоне лесистого холма, который сквозь утихающую грозу смутно вырисовывался передо мною. Панический страх вдруг овладел мною. Как безумный, я бросился к Машине Времени и старался привести ее в порядок.
Столбы солнечного света пробились тем временем сквозь грозовые облака. Серая завеса расплылась и исчезла. Надо мной в густой синеве летнего неба растаяло несколько последних клочков грозовых облаков. Ясно и отчетливо показались огромные здания, блестевшие после обмывшей их грозы и украшенные белыми грудами нерастаявших градин.
Я почувствовал себя совершенно беззащитным в этом странном мире. Вероятно, то же самое ощущает птичка, летящая в воздухе, видя, как парит ястреб, собирающийся на нее броситься. Мой страх граничил с безумием. Я собрался с силами, сжал зубы и руками и ногами уперся в Машину, чтобы перевернуть ее. Она подалась под моим отчаянным натиском и, наконец, перевернулась, сильно ударив меня по подбородку. Одной рукой держась за сиденье, другой – за рычаг, я стоял, тяжело дыша, готовый снова взобраться на нее.
Но вместе с открывшейся для меня возможностью быстрого отступления мужество снова вернулось ко мне. С чувством большого любопытства и уменьшающимся страхом я взглянул на этот мир отдаленного будущего. Под аркой входа в стене ближайшего дома я увидел несколько фигур, одетых в красивые одежды. Они меня тоже видели: их лица были обращены ко мне.
Затем я услышал звуки приближающихся голосов. Из-за кустов позади Белого Сфинкса показались головы и плечи бегущих ко мне людей. Один из них выскочил на тропинку, ведущую прямо к маленькой лужайке, где я находился вместе со своей Машиной. Это было маленькое создание – около четырех футов ростом, одетое в пурпурную тунику, перехваченную у талии кожаным ремнем. На ногах у него были сандалии или туфли. Колени были обнажены, и голова не покрыта. Заметив эту легкость одежды, я впервые почувствовал, какой теплый был воздух.
Подбежавший ко мне человек произвел на меня впечатление удивительно прекрасного, грациозного, но чрезвычайно хрупкого существа. Его залитое нежным румянцем лицо напомнило мне лица больных чахоткой девушек, – ту чахоточную красоту, о которой так часто приходится слышать. При взгляде на него ко мне внезапно вернулось чувство доверия. Я отдернул руку от Машины.
IV
В следующее мгновение мы уже стояли лицом к лицу – я и это хрупкое создание далекого будущего. Он прямо и смело подошел ко мне и приветливо засмеялся. Это полное отсутствие страха предо мной чрезвычайно поразило меня. Он повернулся к двум другим, которые следовали за ним, и заговорил с ними на странном, очень нежном и певучем языке.
Тем временем подошли другие. Скоро вокруг меня образовалась группа из восьми или десяти очень изящных созданий. Один из них обратился ко мне с каким-то вопросом. Не знаю почему, но мне пришло вдруг в голову, что мой голос должен показаться им слишком грубым и резким. Поэтому я только покачал головой и указал на мои уши. Тот, кто обратился ко мне, сделал шаг вперед, остановился в нерешительности и дотронулся до моей руки. Я почувствовал еще несколько таких же нежных прикосновений на плечах и на спине.
Они хотели убедиться, что я действительно живое существо. В их движениях не было решительно ничего внушающего тревогу. Наоборот, в этих хорошеньких маленьких созданиях было что-то вызывающее доверие, какая-то грациозная мягкость, какая-то детская непринужденность обращения. К тому же они выглядели такими хрупкими, что, казалось, можно было совсем легко в случае нужды разбросать их, как кегли, – целую дюжину одним толчком.
Однако, заметив, что маленькие руки принялись ощупывать Машину Времени, я сделал предостерегающее движение. Я вспомнил об опасности ее неожиданного исчезновения, о которой совершенно забыл, и, нагнувшись над стержнями, вывинтил маленькие рычаги, приводящие Машину в движение, и положил их в карман. Затем снова повернулся к этим людям, раздумывая, как бы войти с ними в более близкие сношения.
Вглядевшись пристальнее в их лица, я заметил новые особенности в их изящной красоте, напоминающей дрезденский фарфор. Их волосы, одинаково кудрявые у всех, кончались у шеи, на лице не было видно ни малейшего признака растительности, уши у них были поразительно миниатюрны. У всех был маленький рот с ярко-пунцовыми, довольно тонкими губами и небольшой остроконечный подбородок. Глаза были большие и кроткие, но – не сочтите это за тщеславие! – в них недоставало выражения того огромного интереса ко мне, какого я был вправе ожидать.
Они не делали дальнейших попыток заговаривать со мной и стояли вокруг меня, улыбаясь и переговариваясь друг с другом нежными, воркующими голосами. Я первым начал разговор. Указал им рукой на Машину Времени и потом на самого себя. Затем, после минутной нерешительности, не зная, как лучше выразить понятие о Времени, указал им на солнце. Тотчас же одно изящное, хорошенькое существо, одетое в клетчатую пурпурно-белую одежду, повторило мой жест и, несказанно поразив меня, произвело своим ртом легкую имитацию грома.
На мгновение я пришел в замешательство, хотя смысл жеста был вполне ясен. Меня внезапно осенила мысль: не имею ли я дело с существами, лишенными самых элементарных знаний? Вы не поймете, как это поразило меня. Я всегда держался того мнения, что люди восемьсот второго тысячелетия, куда я залетел, судя по счетчику моей Машины, уйдут невообразимо дальше нас в науке, искусстве и во всем остальном. И вдруг один из них задает мне вопрос, показывающий, что его умственный уровень не выше уровня нашего пятилетнего ребенка: он серьезно спрашивает меня, не упал ли я с солнца во время грозы?
Я увидел, что это согласуется с их цветной одеждой, хрупким, изящным сложением и нежными чертами лица. Я почувствовал разочарование и на мгновение подумал, что напрасно трудился над своей Машиной Времени.
