Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет
В общем, мы должны уметь все. Не хуже машин. Мы должны уметь все и для себя, и для тех, кого нам понадобится учить. Мы ведь должны будем чему-то учить первобытных людей Риты.
...Итак, наша первая сосна свалена. Теперь надо прицепить к ней тросы, затем свалить еще березу, ель и ждать дирижабля. Он заберет сразу все, что будет свалено пятью звеньями на нашей делянке.
Мы обвязываем сосну тросами и собираем их кольца вместе, чтобы быстрее подцепить к крюку, спущенному с дирижабля. Али снова вытирает пот со лба и говорит:
– Лет аз отдых!
– Давай, – соглашаюсь я. – Давай отдохнем!
Вообще-то я не устал. Но понимаю, почему устал Али. Он все мерзнет нашей уральской осенью и поэтому неправильно регулирует температуру в электрокуртке. Перегрев его и подводит.
Ничего! Отдохнем, и я посоветую ему убавить температуру.
Каково-то будет бедному Али первой зимой! Вот небось намерзнется!
Мы садимся на ствол поваленной сосны и молчим, и слушаем лес.
Он шумит тихо, спокойно. Он шуршит падающими желтыми и красными листьями. Он окружает нас со всех сторон и укоризненно смотрит на дело наших рук – погибшее дерево.
И вдруг в этот негромкий, спокойный, ровный шум леса вонзается механический визг, и затем лес взрывается новым отчаянным треском ломающихся сучьев.
Это свершилось еще одно убийство – свалило свою сосну третье звено – слева от нас.
Дорого все-таки обходится Земле наша учеба!
– Ты уже выбрал гёрл? – спрашивает Али.
– Ноу, – отвечаю я.
Али очень беспокоит эта проблема. Он уже второй раз спрашивает, выбрал ли я себе девушку.
А я как-то все не могу. Да и не я один должен выбирать. Она ведь тоже должна...
Здесь много девушек – пол-лагеря. Тысяча двести – светловолосых, рыжих, чернобровых, веселых, задумчивых, медлительных, темпераментных. Я никогда в жизни не видел столько красивых девушек сразу.
На одной из них надо жениться, если только на самом деле хочешь улететь на Риту. На корабль возьмут только женатых. Исключений не делают, потому что на Рите такие исключения могут обернуться личными трагедиями. А там их и так не избежать. И поэтому здесь, на Земле, с самого начала заботятся о том, чтобы трагедий было как можно меньше.
На двух кораблях, которые ушли на Риту с Земли, улетели молодожены. Двести человек на первом корабле и четыреста – на втором. Только командиры этих кораблей были не очень молодыми. Но и они полетели с женами. Потому что на Риту улетают навсегда. Оттуда не вернуться – слишком далеко.
Рита!
Первый из этих кораблей увел с Земли Михаил Тушин. И вместе с ним улетела его жена Чанда, как и он, родившаяся в космосе, на корабле “Урал”, астронавты которого открыли эту удивительную планету Рита в системе далекой семьсот тринадцатой звезды. Первую планету, где такая же атмосфера и вода, как на Земле, где такие же, как на Земле, люди. Только первобытные.
...В наш “Малахит” девушек отбирали не менее строго, чем юношей. Теперь я уже знаю, почему не взяли Таню, почему отказали Лене Буковой и поставили перед Женькой Верховым дилемму – либо разлучиться с Леной, либо отказаться от “Малахита”.
Таню не взяли потому, что она тяжело болела. И хоть было это давно, в детстве, и хоть после этого Таня серьезно занималась спортом – какие-то последствия болезни, видно, остались. И из-за них Таня просто могла не вынести долгого, холодного сна, в котором астронавты проведут почти сорок лет ракетного времени, почти всю дорогу.
А Лена Букова была здорова. Ее не взяли по другой причине. Мы все знали, что Лена часто бывает мелочной и вздорной, что она любит передавать чужие разговоры. За десять лет учебы из-за нее было немало ссор в нашем классе.
Это знали не только мы, знали и учителя. И, следовательно, – члены комиссии.
А на Рите между землянами не должно быть ссор. Об этом тоже заботятся здесь, на Земле. И поэтому Лена не прошла. И если бы только комиссия знала, как я “люблю” Женьку Верхова и как он “любит” меня, – кто-то из нас тоже не прошел бы. Вероятнее всего – я. Потому что Женька знаменит.
Хорошо, что прошлой зимой я не взорвался, не стал что-то доказывать и обвинять Женьку. Все равно ничего не доказал бы. У Женьки коэмы были отработаны, отточены, хотя он и остановился на полпути. А я двигался дальше и не отрабатывал промежуточные стадии.
Но вот если бы я тогда поднял шум – не видать мне сейчас “Малахита” и его стройных, длинноногих красавиц!
Впереди еще два года. Успею выбрать кого-то. Пока что все девушки кажутся мне в чем-то одинаковыми – все хуже Тани. Конечно, это чепуха – они все не могут быть хуже. Но так кажется.
А вообще-то, по-моему, это слишком жестоко – ради “Малахита” рвать чью-то любовь, ограничивать выбор. Может, мне понравится девушка вовсе не из “Малахита”? Зачем же давить на меня выбором – или любовь, или полет на Риту?
Но я понимаю, что жестокость эта – вынужденная. Жесток сам опыт. Жестокими будут условия там, на далекой и чужой планете. Их не сравнить с условиями на Марсе или на Венере, куда сейчас практически могут лететь почти все. И поэтому на Риту берут нас, мальчишек и девчонок. Мы еще способны по молодости вынести эту жестокость опыта. Людям постарше она может оказаться не по плечу.
– Мы с тобой тянем! – размышляет вслух Али. – А другие пока разберут лучших.
Он все о девушках!
– Они все хорошие, – спокойно возражаю я. – Какую полюбишь – та и станет лучшей.
– Нет, не все! – Али горячится. – Я уже смотрел – беленьких совсем не так много!
– А тебе обязательно “беленькую”?
– Конечно!
– А мне – все равно.
– Потому что ты сам “беленький”! А я себя знаю! Если женюсь на черноволосой – всю жизнь буду завидовать тем, у кого “беленькая”. Но на Рите не должно быть зависти!
– Волосы можно покрасить, Али!
– Волосы – можно! Характер – нет! “Беленькие” – спокойные. Мне нужна спокойная жена! Я сам горячий!
Смешной этот Али! Умный, веселый, отличный скульптор и монументалист – и все-таки смешной. Что-то в нем есть древнее – чересчур откровенное, обнаженное. В наших краях парни даже не думают так, как Али говорит.
Он любит лепить красивые фигуры. Уже здесь, в “Малахите”, он вылепил две небольшие статуэтки – купальщицу и балерину. Прекрасные вещи! Ребята один за другим ходят в мастерскую к Али, чтобы посмотреть на них.
Я не раз думал – кто же был его моделью? Али не говорит об этом. А я, конечно, не спрашиваю.
Впрочем, может, здесь и не обязательна модель? Можно ведь вылепить мечту!
Наверно, Али и сам был бы прекрасной моделью для скульптора. Если бы я хоть немного умел лепить – непременно вылепил бы этого парня.
У Али точеный нос с маленькой горбинкой, слегка вытянутые вперед пухлые, еще по-детски капризные губы. Его густые черные брови срослись над переносицей в сплошную линию. Я читал в восточных преданиях о красавцах, у которых брови, срослись над переносицей. Но никогда не видел их. Али – первый.
