Косвенный ущерб - Уоттс Питер

– Но все-таки эта технология ничего не решает сама по себе, – сказал модератор. – Она делает лишь то, что солдат уже решил под… извините, предсознательно.

– Это упрощение, – ответил специалист. – У системы есть доступ к огромному диапазону данных, обыкновенный солдат просто не сможет обработать их в реальном времени: переговоры по радио, спутниковая телеметрия, визуальные сигналы широкого спектра, – поэтому система берет предсознательные намерения бойца и модифицирует их согласно тому, что солдат сделал бы, имей он в своем распоряжении все факты.

– Значит, она предполагает, – сказал человек из «Ветеранов».

– Она предсказывает.

– А разве тут не открывается большое пространство для ошибок?

– Нет, шанс на ошибку как раз снижается. Система оптимизирует человеческий опыт и здравомыслие, основываясь на максимально доступной информации.

– Тем не менее в этом случае…

Беккер поставила передачу на паузу и движением глазных яблок вызвала прокрутку (по таймингу) вперёд.

– …не хочу идти по этому пути, – сказала юрист. – И неважно, что там говорит нейрология.

Тридцать пять секунд. Потом сигнал пропал без следа.

– Вся наша правовая система обусловлена концепцией свободы воли. Это моральный центр человеческого существования.

Какая чушь! Беккер-то знала. Точно знала, где находится моральный центр человечества. Смотрела на него всего-то шесть часов назад: на место, где мозг держал эмпатию, сострадание, вину, и стыд, и жалость.

Вентромедиальная префронтальная кора.

– Предположим… – ведущий поднял палец, – я сажусь в машину с отключенным анализатором дыхания. Ставлю ее на ручное управление и кого-то сбиваю. Я же, без всяких сомнений, несу ответственность за тот факт, что сам сделал выбор сесть пьяным за руль, даже если не собирался причинять кому-то вред.

– Это зависит от того, получили ли вы законную команду от вышестоящего офицера сесть за руль, – парировала мисс Военный Адвокат.

– То есть вы хотите сказать, что солдату могут приказать стать киборгом?

– А чем это отличается от приказа снайперу взять винтовку? Чем отличается от приказа солдатам принимать лекарства от малярии – между прочим, в прошлом эти лекарства также ассоциировались с побочными эффектами, вызывающими неадекватные изменения в поведении, – когда мы отправляем их на Амазонку? Солдат клянется защищать свою страну; он принимает присягу, зная о современных методах обороны, зная о технологическом развитии и прогрессе. Если явишься на перестрелку с ножами, войну не выиграешь…

Прокрутить ещё вперёд.

– …можете не любить киборгов – и я первой признаю, что здесь есть законные основания для беспокойства, – но, если вы не сумеете уговорить китайцев притормозить с их технологиями, наши киборги – это наименьшее зло.

На этот раз двадцать восемь секунд.

– Мы живем в мире, где косвенный ущерб^* неизбежен. И нельзя закрывать столь важную программу из-за одного трагического несчастного случая.

Трагический несчастный случай. В это верила даже Беккер. Верила, пока Сабри не сунула ей медальон с импульсом статических помех в центре, с зашифрованным сигналом, украденным одной тихоокеанской ночью со смарточков мертвого парня. Сигналом, который каким-то образом смог отключить капрала от сети на промежуток от двадцати до шестидесяти трех секунд.

Интересно, есть ли какая-то закономерность в этом наборе чисел?

– Тогда, по крайней мере, нужно установить предохранители. – Модератор решил держаться умеренной позиции. – Нужны способы, чтобы удаленно контролировать этих… гибридов и отключать их при первом признаке проблем.

Беккер фыркнула. Ведомый не получал команд в полевых условиях, даже не слышал их. Разумеется, Беккер могла провести какого-нибудь улыбчивого пиарщика через свою височную долю, но он бы все равно остался лишь соглядатаем без доступа к двигательным системам. А "металл на поле боя" даже встроенным приемником не оборудовали; он был от рождения глух к беспроводным командам, пока кто-то вручную не прикрепил спинной блок между лопаток Беккер.

Кто будет намеренно делать боевой комплекс, который может отключить любой человек, хакнувший правильные коды? Неужели у кого-то совсем нет мозгов?

И все же.

Передача. Прокрутка.

– …на активной службе их мало. Точную цифру нам, конечно, не сообщат, но, скажем, двадцать или тридцать. Пара десятков киборгов, которых нельзя винить, если что-то пойдет не так. И это только сейчас. Вы не поверите, как быстро они собираются увеличить производство.

Сорок секунд. В точку.

– Я не только поверю, я даже поддержу. Современный мир – это настоящая пороховая бочка. Войны за воду, засухи, беженцы повсюду, куда ни глянь. Угроза силой – единственный метод, который еще удерживает систему на плаву. Сегодня необходимость в сильном военном комплексе велика как никогда, такого с самой холодной войны не было, особенно с падением американской эко…

Прокрутка.

– …и что случится, когда у каждого пехотинца на поле боя в голове будет сидеть машина, которая станет читать его мысли и спускать курок от его имени? Что произойдет с самой концепцией военного преступления, когда любую резню можно будет назвать несчастным случаем на производстве?

Тридцать две.

– Вы хотите сказать, что Беккер намеренно…

– Я ничего такого сказать не хочу. Я выражаю беспокойство. Я обеспокоен тем, с какой скоростью негодование из-за расстрела невинных людей сменилось сочувствием человеку, который убил их, причем оно идет даже оттуда, откуда его вовсе не ожидаешь. Вы видел статью о Беккер, которую Амаль Сабри запостила в «Стар»^[32]? Да это больше похоже на признание в любви.

Команда на отключение, переданная по радио системой, у которой нет приемника.

– Никто здесь не забывает о жертвах. Но нет никакой тайны в том, почему люди испытывают определенное сочувствие к капралу Беккер…

Беккер все спрашивала себя, кто может провернуть такой трюк. И каждый раз приходила к одному и тому же ответу.

– Разумеется. Она вызывает сочувствие, она харизматична, она мила. Образцовый солдат, даже пятнышка нет в послужном списке. Она добровольно вызвалась работать в ветеринарной клинике, когда училась в старшей школе.

Кто-то с желанием «захватить инициативу».

– Начгенштаба не мог себе и пожелать лучшее лицо для кампании, даже если бы спланировал всю операцию…

Прокрутка.

– …будут ли ей вынесены обвинения, решит следствие.

Сорок две секунды.

Беккер подумала о том, что по идее должна была сейчас ощутить какие-то эмоции. Ярость. Чувство, что над тобой надругались. Ей говорили, что лекарства разберутся только с посттравматическим синдромом. Но они, похоже, поработали не только над ним.

– Тогда пусть следствие и решит. Но мы не можем позволить, чтобы это дело отменило Женевские конвенции.

А вот другие чувства… Жалость, эмпатия, чувство вины. Центр морали. Все они тоже исчезли. Их выжгли, как опухоль.

– Конвенциям уже сто лет от роду. Вам не кажется, что их пора пересмотреть?

Но Беккер по-прежнему отличала правильное от неправильного.

Это ощущение мозг, похоже, хранил где-то в другом месте.

* * *

– Я думала, тебя уже отправили на тестирование, – заметила Сабри.

– На выходных.

Журналистка осмотрела помещение, больше похожее на пещеру: приглушенный голубоватый свет, уединенные столики вокруг танцпола, где тусовщики извивались под басовые биты, которые сюда доносились только вибрацией. Взглянула на бокал с коктейлем, который Беккер ей заказала.

– Я со своими собеседниками личных отношений не завожу. Особенно с такими, которые мне могут спину сломать, если что.

Беккер улыбнулась:

– Мы тут по другому поводу.

– Ла-а-адно.

– Блокиратор принесла?

– Он всегда со мной. – Сабри шлепнула устройство на стол; приятная статика забила периферию Беккер.

– Так какого черта мы в два часа ночи сидим в клубе?