Александр Зорич - Время — московское!
Мыслимо ли это? Ну, может, и немыслимо. Скажем, Тылтынь и его штабные офицеры такую вещь знали бы. Но если КП Пантелеева не здесь, а, допустим, под космодромом «А»? Легко! И что — Тылтынь об этом знает? Может, да, а может, и нет…
Вспомнился анекдот про логику американцев. У американца спрашивают: какова вероятность того, что, выйдя на улицу, он встретит динозавра? Американец, не задумываясь: «Одна вторая». «Но почему?» — удивляются. «Потому, — отвечает. — Либо встречу, либо нет».
Так вот, в тот день все имело вероятность «одна вторая».
Я мог отправиться на поиски ближайшего офицера из аппарата Тылтыня и наткнуться на него ровно через минуту. С тем же успехом я мог битый час блуждать среди завалов в подземельях цитадели и в итоге ничего не найти, кроме бездыханного тела самого Тылтыня.
Были варианты и похуже. Близкий разрыв снаряда, серия зажигалок, шальной выстрел лазерной пушки — и пакет, который я держу в руках, навеки канет в небытие. Меня-то уже на белом свете не будет, и сделается мне вся стратегия до фени, но и другие никогда не узнают, что же имел сообщить главкому некто Иноземцев из неведомой инстанции «ГУФ».
Я решился.
Сломал печати, разорвал пакет, сунул останки в нагрудный карман и прочел письмо, превысив тем самым свою степень допуска и автоматически превратившись в государственного преступника.
Те же крупные печатные буквы, написанные от руки.
«На позиции. Наблюдаем главные силы противника. Хорошую картинку Города получить не можем по понятным причинам. Обстановка не ясна.
Контрольные позывные получены не были. Радиобакены не пеленгуются.
В 00.20 16.03 принял решение на курьерскую связь. Выпуск пяти «Орланов» с одинаковыми донесениями будет произведен в южной надполярной области с предельно малой орбитальной высоты. Вымпел «Ксенофонт», с борта которого отправлены курьеры, останется там для наблюдения.
Готовы действовать по любому варианту.
Предлагаю следующую систему сигналов.
Зеленая фоторакета в районе Южного полюса — вариант «Азов».
Синяя — «Бук».
Красная — «Ветер».
Прошу использовать фоторакеты на высотах не менее 25 км. Прошу также направить письменный ответ с подателем сего.
При отсутствии сигнала и невозвращении курьеров в час «Ч» начинаю действовать по варианту «Ветер».
С нами Россия и Бог!
Иноземцев».
Так-так… Некто Иноземцев спешил настолько, что не нашел возможным воспользоваться шифровальной аппаратурой? Невероятно. Стучим по клавишам, набираем сообщение нормальным русским языком, а на выходе получаем столбец цифири. Дело одной минуты! Потом эту цифирь вбивает куда надо офицер-шифровальщик при штабе получателя — и вуаля, читать подано. Тоже, в обшем-то, дело одной минуты.
Некто Иноземцев, конечно, спешил и волновался, но уж не настолько. Правильный ответ: подозревая, что Городу Полковников приходится очень туго, он также допустил, что аппаратура шифровальщиков уничтожена вместе с аппаратурой связи.
Таинственный Иноземцев молодец. Шифровкой я мог бы подтереться. А так, когда все написано нормальным русским языком, многое начинаешь понимать! Я, конечно, не штабная птица высокого полета, но и от птенчика кое-чем отличаюсь. Я, например, бывал в Технограде…
Откуда взлетели «Орланы»? С вымпела «Ксенофонт» — так в письме.
А где мне попадалось это странное имечко, если учитывать, что гуманитарных университетов мы не кончали?
Чем командует товарищ Иноземцев?
Что такое ГУФ?
Ф — всегда «флот». У — почти всегда «ударный». Не «учебный» же!
Г — «говенный»? Хм.
«Гражданский»? Чушь.
Г — «главный»!
Главный Ударный Флот.
Историки нашей победы.
Х-крейсера, тятя! Х-крейсера прилетели!
Глава 2
Коллекция
Январь, 2622 г.
Планетолет «Счастливый»
Большой Космос
Больше всего на свете Нарзоеву хотелось пива и — на боковую.
И ведь, если вдуматься, ничто не препятствовало!
Да, страшное утро. Да, одна напасть за другой… Гибель «Камарада Лепанто»… Взрыв улья…
Куда занесло «Счастливый» — неясно. Звезды кругом… Размером с маковое зернышко…
Где Екатерина? Нет Екатерины.
Где хоть что-нибудь? Нет ничего.
Сколько до ближайшей колонизованной планеты? Парсек? Десять? Сто? Невозможно определить за неимением хорошей лоции Галактики! А вот как раз хорошей лоции в парсере «Счастливого» не было и быть не могло — чай, не звездолет-магистрал.
Что делать дальше? С этим вопросом спешить не следовало. Что-то подсказывало Нарзоеву, что единственный верный ответ может оказаться груб и незатейлив: «Пустить пулю в лоб».
Ну а чоруги? Ох… Чоруги, планетолет которых чудом вырвался из огненного хаоса, Нарзоеву были глубоко и надежно безразличны. Пассажиры «Счастливого» — тоже, потому что ничего, даже отдаленно похожего на дельные советы, от них ожидать не приходилось.
То есть — смело пить пиво и спать.
И он с удовольствием претворил бы этот план в жизнь, если бы вдруг не заработала связь.
Вызывал планетолет чоругов.
«SOS! SOS! SOS!» — только и всего.
Нарзоев не имел права сделать вид, что не расслышал.
Пришлось потрудиться.
От него потребовались неимоверные ухищрения при использовании ручного режима захвата, чтобы пеленгатор принял чоругский SOS за сигналы родного радиомаяка. Но потом все пошло как по писаному. И даже топлива, слава богу, хватило.
Нарзоев уже различал «Жгучий ветерок» визуально, когда из грузового отсека снова послышались ритмичные щелчки…
Таня пришла в себя под аккомпанемент большой свары в пассажирском салоне.
Нарзоев: А я вам повторяю, в данный момент мне совершенно безразлично, что скажут в институте!
Башкирцев: А я вам повторяю, техногенные ксенообъекты представляют первостатейную важность как для нашей науки, так и для государства в целом! Если всякий недоучка вроде вас начнет разбрасываться бесценными находками, мы… мы окажемся в пещерном веке!
Нарзоев: Вы меня, похоже, все-таки плохо поняли…
Никита: Э! Э! Потише! Уберите пистолет!
Башкирцев: Что?! Ах так?! Стреляйте! Пожалуйста, стреляйте… мракобес.
Нарзоев: Вашу мать… Вашу мать… Я не шучу!
Штейнгольц: Послушайте, пилот, стоило так мучиться, чтобы в итоге нас перестрелять…
Нарзоев: А стоило так мучиться, чтобы в итоге этот… этот… взбесившийся дятел!., протюкал насквозь корпус «Счастливого»? Вы видели, что осталось от габовских чемоданов?
Штейнгольц: Ну сейчас-то эта штука успокоилась?
Нарзоев: А вы можете дать мне гарантии, что он, оно через минуту не заведется снова?
Штейнгольц: Ну, дружище, гарантии…
Никита: Он прав. Активизацию «дятла» — кстати, очень удачное название — можно списать на особые нагрузки… перегрузки?.. на наш взлет, в общем… Потом он успокоился… На время… И снова завелся… Сейчас вы его вроде бы выключили… Кто знает — когда и зачем он включится вновь?
Башкирцев: Именно, молодой человек! Никто не знает! А мы — мы имеем уникальный шанс узнать!
Нарзоев: Не судьба.
Башкирцев: Отдайте! Немедленно отдайте!.. Нарзанов, вас посадят!
Никита: Нарзоев.
Нарзоев (из скафандра, синтезированным голосом): Еще одно слово — и за борт полетят остальные погремушки.
Пауза.
Штейнгольц: Юрий Петрович… Я думаю, действия пилота можно понять. Он головой отвечает за пассажиров, то есть за нас с вами. Если «дятел» смог разрушить спецконтейнеры, значит, ему ничего не стоит пробить дыру в корпусе планетолета. А это будет означать верную гибель для нас всех.
Пауза.
Башкирцев (со вздохом): Ладно, черт с ним…
Прислушиваясь к этому непонятному разговору, Таня потихоньку сбивала в отару разбежавшиеся мысли и обогащалась новыми впечатлениями.
Все живы. Это хорошо.
Невесомость. Это… плохо. Но по-своему тоже хорошо: значит, они больше не совершают лихих маневров и ни от кого не убегают.
По левому борту от «Счастливого» на расстоянии вытянутой руки наблюдается планетолет дикой оранжево-красной расцветки. Чей планетолет — бог весть, а потому, хорошо это или плохо, решить нельзя.
Больше из кабины ничего примечательного не видно. Космос как космос. Это плохо, потому что лучше бы там обнаружились большая голубая планета и белый спасательный корабль, набитый шоколадом, кислородными коктейлями и участливыми докторами.
Таня освободилась от ремней безопасности и кое-как доплыла до обитаемого отсека.
