Полина Каминская - Посредник
– При чем тут стулья? – К книгам Леня Свирченко доверия не питал. Бог весть, как оценили в школе знания лейтенанта Свирченко по предмету «литература», но каждый его рапорт вызывал в отделении бурю неподдельного восторга. Перлы же типа «неопознанный труп слесаря Селезенкина» давно и прочно заняли свое место в милицейском фольклоре.
– Да при том. Это еще Ильф и Петров популярно объяснили, что не может старушка «дуба дать». – Усталое Валерино лицо на секунду скрылось в облаке дыма. – Ты ведь, Свирченко, на юрфак у нас вроде как собираешься? Так это там на вступительных экзаменах спрашивают.
В небольшом уютном садике на Петроградской невыспавшийся врач «Скорой», нащупав в кармане пачку сигарет, в очередной раз мысленно похвалил себя за то, что, уходя из дома, сообразил надеть теплый свитер жены.
– Поехали, Веня, – сказал он водителю, пожалуй, слишком бодро.
Он зачем-то еще раз обернулся к скамейке. И что его так проняло? Накатывало странное чувство, давно уже не испытываемая смесь ужаса и отчаяния. Как нелепо… Маленькая аккуратная старушка сжимала платочек уже окоченевшими пальцами. «Надо бы положить ее, что ли?» Врач с трудом отвел взгляд от умершей, пытаясь стряхнуть наваждение.
Резко хлопнула дверца. «Скорая» развернулась и осторожно поползла к воротам парка, увозя так и оставшегося безымянным врача. Оксана Сергеевна Людецкая осталась сидеть на берегу пруда. Привычные к угощению утки несколько раз подплывали к берегу, ожидая булки. Их совершенно не интересовало, каким уже отлетевшим в небытие мыслям улыбается мертвая женщина.
Часа через два хроменький сторож принес простыню. Крупная фигура и мрачное лицо лейтенанта Свирченко к вопросам не сильно располагали, поэтому гуляющие в саду мамаши обходили белую фигуру на скамейке стороной, а сотрудники института просто ускоряли шаг, настороженно косясь на угрюмого милиционера. Труп увезли лишь в половине восьмого вечера. Мышцы лица разгладились, рот приоткрылся. Никто уже не увидел так поразившую врача улыбку.
Саша ехал домой. Вытянув ноги между двух корзин с дачными дарами, он сперва попытался поразгадывать кроссворд, но утро понедельника и рывки электрички совершенно не располагали ни к мыслям, ни к писанию. «Хорошо, что не взял цветов», – рассеянно порадовался Саша. Дарья Николаевна, бывшая теща, долго и настойчиво ходила за ним по участку, предлагая нарезать гладиолусов.
Через полчаса народу в электричке набралось уже порядочно, и хотя езды оставалось от силы десять минут, то тут, то там начали потихоньку переругиваться. Благо тема была одна: затянувшийся ремонт в метро. Почти треть бывшей Кировско-Выборгской линии по выходным была закрыта. Дачники недоумевали, но покорно толклись на Финляндском вокзале, в два раза переплачивая за проезд. Жильцы ближайших домов около закрытых станций ворчали, но изобретательно пользовались наземным транспортом и выходили, направляясь в гости, за два-три часа до назначенного времени. Поражало удивительное равнодушие (что можно так долго ремонтировать в метро на таком здоровенном отрезке?) и несокрушимая вера (раз делают, значит, так надо!).
Рядом сидели друг напротив друга девушка и парень. Девушка сразу же достала из сумочки громадную косметичку и зеркальце. Долго и сосредоточенно красила губы. «Равнодушный вурдалак, – подумал Саша, украдкой наблюдая результат. – Моя бы воля – у всех их краски эти дурацкие поотбирал бы. А то вместо Фредди Крюгера в „Кошмаре на улице Вязов“ сниматься могут».
Несмотря на отчужденность, с которой каждый из них занимался своими делами, было ясно, что это молодожены. Уж больно ярко сверкали новенькие обручальные кольца. Встречаются такие милые пары, при первом же взгляде так и представляешь их в свадебных нарядах. Кажется, все предназначение этих людей – надеть ослепительно белое платье с ворохом фаты, новехонькую «тройку» от «Версаче» и, прижимая к груди цветочный веник, ослепительно улыбнуться в камеру со ступенек Дворца бракосочетаний.
Отвратительно заныло сердце. Саша резко отвернулся к окну. Лес за стеклом исчез. Мелькающие снаружи сосны заслонила гримаса усталой ненависти, с которой Лена обычно встречала его с работы или принимала утренние ласки. Нет, сколько ни проживи он на свете, никогда ему, наверное, не смириться и не понять, как могла его золотоволосая тростинка Аленушка так быстро превратиться в здоровущую крашеную рыжую бабу. А два года назад она торжествующе ткнула Саше в лицо паспорт с только что оттиснутым штампом.
– Все! Свободна! – Эффектно крутанулась, мазнув широким шелковым рукавом по щеке, и ушла прочь походкой манекенщицы, точнее, жалкой на нее претензией.
Да пропади все пропадом! В тот момент от злости и отчаяния Саша был готов ее убить. Хорошо, вовремя вспомнил о школьном драмкружке. Лена часто упоминала какую-то роковую героиню в своем неотразимом исполнении. Конечно, не свободе своей мнимой она радовалась, просто фразу красивую заранее приготовила да блузкой новой заодно похвасталась.
Перед выходом из электрички Саша еще раз мельком глянул на молодую пару, словно извиняясь за свои мрачные мысли. Откуда же все-таки взялось это дурацкое утреннее настроение? Тридцатилетнего Александра Юрьевича Самойлова можно было смело назвать человеком, не верящим в тринадцатые числа, черных кошек, предчувствия и предсказания… Разве только ироничную усмешку мог вызвать у Саши вкрадчивый голос дежурного астролога или жуткая история соседки («…она его вот так в руку взяла, сжала, а кольцо и почернело!..»).
Но как только жетон метро исчез в прорези автомата, Саша сразу вспомнил сегодняшние ночные кошмары на душной веранде в окружении злобных последних комаров. Да, да, снилось под утро что-то связанное с поездами и тоннелями. Даже не пытаясь вспомнить подробнее, он тряхнул головой и прошел по платформе к первому вагону. Приснилось, ну и фиг с ним. Вообще не надо, наверное, было ездить на дачу. Как любой городской житель, Саша трудно переносил обилие свежего воздуха и чистую колодезную воду. На работе мужики каждый раз сопровождали его отъезд дурацкими шуточками. Ну еще бы, добровольно переться в гости к родителям бывшей жены! Забыл, что ли, как после развода вся команда заново собирала ему весь домашний скарб, вплоть до чашек и вилок?
– Ты там как, с Ленкиными новыми хахалями не сталкиваешься? – ехидно интересовался моторист Гоша, человек темный и неделикатный… – Поздновато ты, брат, с тещей подружился…
Сашу и самого всегда удивляло, почему во всей большой и дружной семье Лены единственным несовместимым с ним человеком оказалась именно она, его жена.
Толпа, вывалившаяся из электрички, быстро заполняла вагоны метро, привычно пихаясь корзинами и тележками. Чей-то лохматый букет таки шмякнуло дверями, и под негодующие крики старушки поезд тронулся. Саша решил немного переждать и отошел в сторонку. В последнее время ему очень нравилось, стоя у первого вагона, смотреть на экран телевизора в начале платформы. Немного полюбовавшись своей спортивной фигурой, он отвлекся на крупную даму в спортивном костюме. Мадам с каменным лицом запихивала в сумку абрикосового пуделя. Надпись на ее черной необъятной футболке гласила по-английски: «Я убила Дороти Кляйн». «Правильно, тетка, – подумал Саша, – чего с этой Дороти церемониться!»
«На прибывающий поезд посадки нет, отойдите от края платформы», – казенно забубнило в уши. На экране хорошо было видно, как послушно отступил народ.
Логичный окружающий мир вдруг покачнулся и стремительно куда-то ухнул, потому что совершенно трезвый, здравомыслящий человек, Александр Юрьевич Самойлов, механик-моторист рыболовного судна, отчетливо увидел, как его двойник на экране не повторил Сашины два шага назад, а, наоборот, придвинулся к самому краю платформы. Покачнулся на носках. Взмахнул руками. И рухнул прямо под грохочущий поезд. От удара тело неуклюже развернуло, мелькнуло белое пятно лица, ботинок отлетел, весело покатились яблоки.
Только через полчаса Саша заставил себя все-таки войти в вагон. И лишь на «Пушкинской» обнаружил, что забыл свои корзины на платформе, а сам сидит с занемевшей шеей, уставившись на рекламу сигарет. Оказывается, какая-то боевого вида старуха уже давно шипела у него над ухом нелестные эпитеты в адрес «молодых жлобов». Саша опомнился и вскочил.
Видно, присевший перекурить на минутку в непролазных джунглях небритый красавец прочно засел в башке, – подавая пятерку в окошечко ларька, Саша автоматически произнес:
– Пачку «Кэмела».
Продавец Леха, уж года два без напоминания продававший Сане «Беломор», чуть не по пояс высунулся из ларька:
– Чего шикуешь, Саня? Сейнер продал?
Чертовщина, померещившаяся в метро, окончательно отступила, Саша облегченно рассмеялся:
– Тьфу, Леха, да охренел уже от этой рекламы. Четыре пачки, как всегда, – и сразу же пожалел об оставленных в метро яблоках.
