Бог войны (сборник) (СИ) - Вебер Дэвид Марк

- Случилось неизбежное, и на самом деле несправедливо обвинять оттоварцев. Я полагаю, это правда, что они забыли об опасностях, которым их Дом поклялся противостоять, но вряд ли они были одиноки в этом. В конце концов, по мере того как проходили столетия, а Войны волшебников не возобновлялись, они решили, что обязаны сохранять душевную неприкосновенность своих подданных, и надевали Корону все реже и реже. Наконец, они приняли практику ее ношения исключительно для государственных мероприятий.

- И это было началом катастрофы. Поскольку Корону носили реже, шансы нарушить ограничения Правил стали более распространенными, и появилась горстка действительно злых практиков. И они научились. Они сформировали Совет Карнэйдосы, чтобы противостоять Совету Оттовара, обучать и дисциплинировать свои собственные ряды, но там, где Совет Оттовара ограничивал искусство защитой не-волшебников, карнэйдосцы закрепили неограниченное использование искусства в интересах меньшинства, которое могло командовать этим искусством.

- И Совет Оттовара не смог их обнаружить. Совет знал - знал - что Корона защищает всю империю, даже когда это уже не было правдой. И все же это было почти правдой, поскольку до тех пор, пока Корону носили хотя бы изредка, ни одно темное деяние не могло быть слишком вопиющим, чтобы оно не произошло, когда Корона случайно оказывалась на голове императора.

Венсит сделал паузу, чтобы снова раскурить трубку, и тяжело вздохнул.

- Но великое зло вырастает из малого зла, Кенходэн, и карнэйдосцы втайне постепенно становились сильнее. Правила сковывали их, но они работали и учились, планируя день, который больше не будет правдой. И, наконец, они нашли способ сделать так, чтобы этот день настал.

Его голос стал очень мягким, печальным, прежнее веселье исчезло.

- Император Клерес был сильным правителем, Кенходэн, и он подозревал, что происходит. Он надевал Корону чаще, чем ее носили за последние два правления вместе взятые, и он заставил Совет Оттовара делать то, что самодовольство давным-давно мешало ему делать: совершенствовать другие средства обнаружения черного колдовства. Но он опоздал. Карнэйдосцы собрали слишком много власти и создали союз, который был нечестивым во всех смыслах этого слова - союз, объединивший все фракции, ненавидевшие имперскую власть: темных волшебников, тех, кто поклонялся Богам Тьмы, и - всегда - тех властителей, которые лелеяли амбиции на еще большую власть. Трое величайших дворян Оттоварской империи бросили вызов императору и отвергли Правила, и в Контоваре началась гражданская война.

Кенходэн наблюдал за лицом волшебника в сгущающихся сумерках и видел страдание на его чертах. Его глаза, горящие диким огнем, были искажены болью, и он смотрел вниз, в пылающую чашу своей трубки, как будто это был грамерхейн.

- И каким-то образом - по сей день я не знаю как - карнэйдосцы совершили самое отвратительное преступление в истории Контовара. Они украли Корону Оттовара и спрятали ее так хорошо, что с тех пор ее не видел ни один живой глаз. Они не могли уничтожить ее, потому что Оттовар вложил в ее создание слишком много дикого волшебства. Уничтожить ее означало бы высвободить это волшебство, уничтожив не только тех, кто его высвободил, но и каждого волшебника, чернокнижника и ведьму в радиусе тысяч и тысяч лиг. Никто не знал, сколько бы погибло, и никто не осмеливался это выяснить.

- Но им не нужно было уничтожать ее, потому что простая кража высвободила Темных лордов во всей их мощи. Клерес назначил меня лордом Совета Оттовара за пять лет до того, как была украдена Корона, но этого было недостаточно, чтобы исправить наше пренебрежение, и нам мешали Правила. Но не им, и они потратили десятилетия на совершенствование непристойно мощных атакующих заклинаний. У нас этого не было, и это было все, что мы могли сделать, чтобы парировать их тайные атаки, и мы не могли - не хотели - набирать наши армии так, как они набирали свои: заклинаниями порабощения и призывами из самых темных уголков каждого ада. Казалось, не было конца армиям, которые они могли собрать и бросить против нас, но даже тогда мы могли бы выстоять, если бы не последнее предательство. Я предвидел, что это произойдет. Я знал, что это произойдет, и предупредил Клереса, но он отказался мне верить.

Голос Венсита стал еще мягче, глубже.

- У него было два сына, и младший из них хотел занять трон Грифона. Он хотел этого с безумным голодом, и когда Корону украли, он присоединился к карнэйдосцам. Он сделал больше, чем просто присоединился к ним. Он был великим дворянином сам по себе - великий герцог Грифона как наследник своего брата - и он собрал всю свою вооруженную мощь на стороне предателей. В конце концов, он продал само свое имя и душу самой Карнэйдосе в обмен на силу дикого волшебства, и он - оттоварец, второй в очереди на трон - стал лордом Карнэйдосы.

Венсит медленно поднялся, стоя темным, обвиняющим силуэтом на фоне угасающего света, и его пылающие глаза обожгли Кенходэна.

- И так то, что было восстанием, превратилось в династическую войну между оттоварцами, каждый из которых претендовал на трон для себя. Это ослабило имперскую власть в тот самый момент, когда она нуждалась в наибольшей силе, и империя Оттовар рухнула. Не быстро, не в одночасье, но неумолимо - неудержимо. И я наблюдал, как это происходило.

Он отвернулся от своей боли, уставившись в ночь.

- Ты знаешь, как это закончилось, и что я сделал после того конца. Но худшее бремя, которое я несу, Кенходэн, - самое худшее бремя из всех - это знать, что, столкнувшись с тем же выбором и тем же знанием, я бы сделал все это - каждый горький, кровавый шаг - снова.

Он стоял очень тихо, и Кенходэн внутренне содрогнулся, когда он закончил мучительным шепотом.

- И зная это, зная, что ты снова убьешь миллионы, позволишь тем, кого ты любил так же нежно, как саму жизнь, умереть еще раз... это, мой друг, тяжесть, которая раздавит саму твою душу.

Венсит ушел под жужжание ночных насекомых и крики ночных птиц. Он оставил Кенходэна одного, глядящего ему вслед, придавленного горем древнего волшебника. Рыжеволосый мужчина страстно желал последовать за ним, утешить его, но что могло бы утешить такую боль?

Голоса ночи щебетали и гудели вокруг него, и Кенходэн не мог найти ответа на этот вопрос.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Скрытые пути

Восход луны застал путешественников снова в движении.

Разговоров было не так уж много. Базел и Уолшарно лидировали, двигаясь далеко впереди остальных, в то время как их обостренные чувства искали самый легкий путь в темноте, повинуясь общим указаниям Венсита. Эти двое были слишком тесно связаны, поскольку сосредоточились на этой ответственности, чтобы тратить много времени на разговоры с кем-либо еще. Чернион, с другой стороны, ехала молча по своим собственным причинам, мрачно решив не давать волшебнику повода для еще одного из его сбивающих с толку словесных выпадов. Кенходэн ехал в таком же молчании, но в его случае это было молчание, рожденное состраданием. Венсит, казалось, внешне не был затронут их разговором, но Кенходэн слишком хорошо узнал его. К своему собственному удивлению, он понял, что видит старого волшебника еще глубже, чем Базел, и почувствовал, как внутри него поселилась боль.

В конце концов, однако, они снова повернули на юг и остановились, давая отдых лошадям, когда перед ними замаячила густая поросль деревьев. Лес медленно поднимался по мере их приближения; теперь это была темная, сплошная черная масса, похожая на какую-то зловещую природную крепость, укрепленную поперек их пути.

- Думаю, нам лучше лечь и поспать, чем путешествовать в таком лесу, Венсит, - сказал Базел, указывая на деревья, пока они слушали вздохи ветра и шелест ветвей от его ночного дыхания. - Даже Уолшарно и я могли бы не так уж много заметить под этими ветвями. Мы, скорее всего, сломаем себе шеи - или ноги коней, - если продолжим движение в темноте.