Коллектив авторов - Млечный Путь №1 (1) 2012
Причина неудачи книги лежит в том, что я сам понаставил себе чересчур много капканов, наплодив слишком много загадок, подробностей, которые никоим образом не смог соединить воедино достаточно логичным объяснением. Первоначальная, общая, директива требовала показа философско-познавательного феномена явлений, их двойственного обличия, с одной стороны, единичного (каждый случай, взятый в отдельности), с другой, – массово-статистического, в котором правят иные закономерности, нежели в явлениях единичных (пример: каждая автомобильная катастрофа вызвана собственными, единичными причинами, тем не менее в целом эти несчастные случаи в данном государстве или городе подчиняются определенным закономерностям, к тому же столь явным, что полиция, как правило, может предвидеть с довольно значительной степенью точности, сколько человек погибнет в данный день). Увы, действие вырвалось из-под моего контроля, я потерял над ним власть, уже не мог направлять в сторону, намеченную вышеназванной, вполне рациональной директивой. К тому же мне очень затрудняло продвижение то, что я развивал действие на Земле, в конкретное историческое время, поэтому не мог, как в «Солярис» или в «Эдеме», отдаться фантазии, воображению, которые позволили бы мне объединить в логичное целое все наиболее странные нагромождения вначале разрозненных элементов. Так, например, внешний вид жителей Эдема вырисовывался постепенно: вначале он виделся неясно, к тому же был мертвым, понемногу я уточнял подробности, все время заботясь о том, чтобы не впасть в какой-либо род антропоморфизма, причем – именно это я хочу сейчас подчеркнуть – я был совершенно свободен. Гипотезы о том, как может функционировать сконструированное мною удивительное существо как биологический организм, герои книги стали выдвигать лишь позже, – иначе говоря, я действовал через них, максимально подстраивая биологические данные к той внешности, которую создал. Ясно, что такой свободой действия я не мог располагать в Лондоне середины двадцатого века; поэтому, отчаянно ища прием, позволяющий мне объединить все факты, некую трансформацию, которая сфокусировала бы удивительные и непонятные подробности, я наконец дошел до «сверхъестественных» явлений – что было довольно интересной возможностью, любопытным направлением для исследования, поскольку возникала забавная, парадоксальная дилемма: как вела бы себя полиция перед лицом факта воскрешения (или, конкретнее говоря, что бы делал Скотланд-Ярд с Лазарем, которого, по Евангелию, воскресил Иисус). Полиция, принимая во внимание задачу, которую я перед собой поставил, разумеется, не может с позиций поисков преступника перейти на позиции религиозных верований – и по этому новому направлению пошли все происшествия. Однако поскольку я не считал возможным принять, что дело действительно дошло до «чудотворного» воскрешения каких-то трупов, я начал кружить – на этот раз через размышления моего ученого – вокруг гипотез, имеющих целью объяснить явления естественным путем. Единственное, что приходило мне в голову, это гипотеза о каких-то внеземных существах, вторжении, скажем, каких-то «полуразумных вирусов», которые, проникнув в мертвое человеческое тело, могут в ходе собственных жизненных процессов частично привести в движение трупы. Однако тут возникал вопрос, откуда эти вирусы взялись, почему так действуют, к чему это должно привести и т. п. – то есть книга совершенно изменила бы свой характер, превратилась бы в еще одну «сайнс фикшн», причем между первой – детективной – частью и второй – «научно-фантастической» – явно появлялся пробел, разрыв, изменялось направление, тональность, – но и это не все. В таком случае оказалось бы, что полиция, ищущая виновника, была неправа, а прав был бы мой ученый, который исследовал явление статистически, я же не хотел того, чтобы права оказалась одна сторона, поскольку мне, по причинам, сообщенным выше (два аспекта явлений: единичный и множественный), было важно, чтобы каждая сторона обладала своей правдой, частью правды. Так вот, в этом месте я совершенно запутался и не желал, чтобы правой оказалась какая-либо одна сторона, не присудил правоты ни одной. Книга, собственно, совершенно не имеет конца, тайна так и не раскрыта, читатель может иметь к автору законные претензии. Вот вам яркий довод в пользу небезотказности моего творческого метода. Когда доходит до чрезмерного разброса в принципе даже неплохо написанных, четких, динамичных элементов сюжета, когда я рассеиваюсь по слишком обширному пространству значений, никакие усилия уже не могут синтезировать, объединить мозаику, показать столь желаемое богатство ее значений, проблемных постановок. Мой метод одновременно лотереен и регуляционен. Я похож на человека, который из огромной кучи разноцветных ниток вытягивает две-три, поскольку они дают хороший цветовой аккорд, и начинает их систематически наматывать на шпульку, при этом натянутые нити часто увлекают за собой другие, из их хаотического нагромождения постепенно возникает какой-то порядок, но в любой момент грозит опасность такой неожиданной путаницы этих различных нитей, что восстановить свою власть над процессом упорядочивания уже невозможно. По сути дела, как мне кажется, я не очень пристрастен и горяч, и не стал бы особо рьяно защищаться, даже если бы меня обвинили в том, что в различных ситуациях, в различных тональностях я повторяю конфликты с одинаковой – в своих наиболее схематичных, основных чертах – структурой. Но перечислять – уже не моя обязанность, поскольку я хотел здесь по возможности меньше писать о том, как можно интерпретировать мои произведения, зато по возможности больше о том, каким образом они возникали.
Я сказал, что сигналом опасности для меня зачастую служит чрезмерная легкость писания, исчезающее сопротивление текста. Думаю, истоки этого в том, что, как правило, мне приходится держать в поле зрения сразу множество различных дел, целей, и мои действия во время движения сюжета вперед несколько напоминают работу человека, который методом постепенных приближений разрабатывает оптимальный вариант некоего решения, которое должно учитывать много различных факторов сразу. (В технической кибернетике говорится о следящей системе за несколькими параметрами качества одновременно.) Однако, случается, что сопротивление созданного мною чрезмерно, интеграция невозможна, как это было со «Следствием»: некоторые параметры совершенно выходят из-под контроля, а с горсткой оставшихся писать становится легче. Здесь может возникнуть вопрос: почему я не пытаюсь писать иначе, то есть путем предварительного «испытания» в голове различных вариантов сюжета, что могло бы позволить мне избежать неудач, подобных изложенным.
