Николай Трублаини - Глубинный путь
Некоторое время в комнате царило молчание. Потом Антон Павлович тяжело вздохнул:
- Я чувствую себя достойным всяческого наказания за то, что не сумел раскусить этого субъекта...
- Успокойтесь, - мягко сказал Томазян. - Негодяи часто обманывают честных людей. Вот почему мы ни на минуту не должны забывать о бдительности.
Томазян провозгласил тост за бдительность, и все присутствующие единодушно поддержали его.
Поднялся Самборский. Видно было, что он волнуется.
- Товарищи! - торжественно обратился он к нам. - Сегодня в ночном выпуске последних известий по радио объявят о том, что мы можем назвать тайной инженера Макаренко. Вот почему, с согласия нашего гостеприимного хозяина, я беру на себя смелость рассказать вам эту тайну двумя часами раньше.
Все смотрели на инженера с выражением крайнего любопытства.
- Товарищи! Мой лучший друг Ярослав Васильевич Макаренко, к сожалению, не может сейчас быть с нами. Несколько часов назад он докладывал на заседании правительства об окончании испытаний Глубинного пути. Вы знаете, что в течение долгого времени почти все считали, что макаренковские принципы строительства туннеля абсурдны. Я сам, к величайшему моему сожалению, выступал против Ярослава Макаренко. Его система строительства казалась нам всем слишком расточительной. Но Ярослав и академик Саклатвала знали, что делали. Знало это и правительство. Знало и поддерживало их. И вот результаты: многократное испытание центральных участков туннеля показало, что поезда там могут двигаться со скоростью до тысячи трехсот километров в час.
Самборский замолк, потом, словно желая подчеркнуть свои слова, повторил:
- Тысяча триста километров в час!
- Как же удалось добиться такой скорости? - с изумлением спросил я.
- На этот вопрос вы, вероятно, получите ответ через некоторое время.
Самборский снова помолчал, потом сказал:
- Скорость поезда-экспресса на Глубинном пути значительно превышает скорость самого быстрого пассажирского самолета. А безопасность подземного движения, его регулярность, независимость от состояния погоды, изменения температуры и тому подобного оставляют далеко позади транспортную авиацию. Последняя имеет только одно преимущество: для нее не нужно строить пути. В интересах государства тайна сохранялась до полного окончания строительства. Я узнал ее только во время ликвидации этой ужасной катастрофы на Глубочайшей.
Трудно передать, какое впечатление произвело на нас сообщение Самборского. Оставались спокойными только Черняк и Шелемеха: как выяснилось немного погодя, они вс? знали раньше.
Кажется, я волновался сильнее других. Вот она, тайна, раскрытие которой объясняет так много непонятного в строительстве Глубинного пути, в поведении Ярослава Макаренко, автора идеи сверхскоростного движения!
Но как он этого добился? При чем здесь герметизация? Это пока для меня было непонятно и еще больше разжигало любопытство.
5. САНАТОРИЙ "СОСНОВОЕ"
Полковник Шелемеха получил радиограмму: "Положение Лиды безнадежно. Требую разрешения на эксперимент. Барабаш".
Станислав показал мне телеграмму и сказал:
- Ты знаешь, я занят и выехать не могу. Ты смог бы поехать в санаторий вместо меня? Я дам тебе машину, и ты успеешь туда попасть еще сегодня.
Отказать Станиславу я не мог. Действительно, я был единственный близкий его семье человек, который немедленно мог отправиться в санаторий "Сосновое".
- Что за эксперимент? - спросил я.
- Ну, ты ведь, кажется, знаешь, что Барабаш последние годы работал над проблемой лечения рака. Он добился определенных успехов, но исследования его еще не закончены. Прежде чем применить разработанный им метод к людям, необходимо испытать его на животных... Недавно Барабаш писал мне, что, когда Лиде станет совсем плохо, он попросит у меня разрешения сделать эксперимент немедленно. На это предложение я тогда ничего ему не ответил. А сейчас... Что ж, сейчас придется согласиться. Я дам ему телеграмму... Так ты поедешь?
- Можешь не спрашивать, - сказал я. - Давай машину. Шофер мне не нужен. Через полчаса выезжаю. А телеграммы о своем согласии не посылай. Передай со мной письмо Барабашу. Я должен на месте убедиться, действительно ли положение Лиды безнадежно. Ведь эксперимент угрожает ей смертью!
- Смерть наступит и без эксперимента. А он дает хоть маленькую надежду...
Что можно было против этого возразить? Я был о Барабаше неплохого мнения, но довериться ему безоговорочно... Не знаю, хватило ли бы у меня духу для этого.
Станислав телеграфировал Барабашу согласие и предупредил его о моем приезде, добавив на всякий случай, что дает мне право принять окончательное решение.
Малолитражная машина, на которой я ехал, могла пробежать четыреста километров без дополнительной заправки...
"Сосновое" лежало среди густых лесов, километрах в полутораста от столицы. Чем ближе я подъезжал к санаторному городку, тем меньше мне встречалось автомобилей. Последние километры я ехал глухой лесной дорогой.
За одним из многочисленных поворотов показалась большая поляна. На ней стояло несколько домов. Среди них, ближе к лесу, возвышалось двухэтажное здание с верандой, украшенной резными деревянными колоннами.
Я остановил машину и направился к главному входу.
Навстречу мне вышла санитарка в белом халате и спросила, кого мне нужно.
- Могу ли я видеть доктора Барабаша?
- Он занят и сейчас никого не принимает.
- Назовите ему мою фамилию. Я Кайдаш.
Санитарка исчезла в коридоре. Я остался в вестибюле. Тут царила особая тишина, какая бывает только в больницах, где лежат тяжелобольные.
Через минуту сквозь стеклянную дверь я снова увидел санитарку, а за ней Барабаша. Ковер на полу в коридоре заглушал их шаги. Барабаш подошел ко мне и молча пожал мне руку. Он был бледен и печален.
Жестом он пригласил меня к себе.
- Как Лида? - спросил я, когда мы очутились не то в кабинете, не то в лаборатории.
Рядом с письменным столом там стояли столики с разными приборами и многочисленными бутылочками.
- Ее положение безнадежно... с точки зрения современной медицины, тихо ответил Барабаш.
- То есть?.. - я старался сохранить спокойствие.
- То есть средства, которыми располагает медицина теперь, помочь ей не могут... Жить Лиде осталось два-три дня... два-три дня... - едва слышно повторил Барабаш.
Боясь, что и мой голос начнет дрожать, я немного помолчал.
- А... а эксперимент?
- Эксперимент дает какую-то неясную надежду... Я только что закончил опыты на кроликах и выяснил, что злокачественные опухоли можно лечить большими дозами открытых мною лекарств.
