Ярослав Смирнов - Цитатник бегемота
Он покачнулся и открыл глаза. Какой-то новый звук молотом дубасил по его голове, ввинчивался прямо в мозг сверкающим стальным сверлом. Было невыносимо больно от этого звука: больно было жить, больно было дышать, больно было стоять. Иван ощутил прилив дикой ярости, сжал кулаки и стал искать того, кто отплатил бы ему за эту боль.
Сперва он увидел налитые кровью глаза, тоже полные бешеного гнева; он слегка удивился, но тут же понял, что это не источник его боли, а просто Ланселот, который ищет, кому бы дать в ухо или лучше убить, причем желательно побыстрее.
Тогда он огляделся кругом повнимательнее и заметил восседающего на своей безобразной облезлой кобыле мерзкого тупого рифмоплета Фому, немилосердно терзающего струны свой кифары, которую он, оказывается, так и возил с собою, и нигде не потерял же ее, вот ведь сволочь какая!.. Фома со своей отвратительной балалайкой и издавали те кошмарные звуки, что вырвали Ивана из прекрасного мира грез. Вдобавок поганый виршеплет жутко завывал под собственный аккомпанемент, что разрушало гармонию мира окончательно и бесповоротно.
Иван зарычал и бросился на него, краем глаза уловив идентичное движение Ланселота. Однако негодный Фома оказался не так прост, как выглядел на первый взгляд, и в руки рассерженным рыцарям не дался: вместе со своим конем он отскочил в сторону и заорал еще громче.
Иван с Ланселотом бросились на него еще раз, а потом еще и еще: но все было тщетно, Фома каждый раз успевал ловко ускользнуть от справедливого возмездия.
Постепенно Иван стал ощущать, что его собственный гнев ослабевает, а песня Фомы становится все более приемлемой и даже приятной.
Дождавшись, когда мир вокруг перестанет качаться, а гадкий Фома превратится в своеобычного Стихоплета, Иван поймал за шиворот буйного Ланселота и проорал ему в ухо:
- Хватит, добрый сэр Ланселот!.. Прекрати сейчас же, враги на горизонте... и твоя Моргана тоже!..
Ланселот разом остановился, некоторое время пусто смотрел на Ивана, а потом глаза его стали более или менее осмысленными.
- Где... Моргана?.. - прохрипел он.
- Это я пошутил, - сказал Иван. - Морганы пока не видно.
Ланселот помотал головой, потом отпихнул Ивана и грузно сел на траву.
Иван тут же последовал его примеру, недоумевая, почему он не сделал этого раньше.
Фома еще немного потренькал по струнам, потом внимательно поглядел на отдыхающих рыцарей и прекратил музицирование.
Помолчали.
- Ну что, любезные храбрые сэры? - спросил Фома, - Очухались, что ли?
- Как прикажешь тебя понимать, сэр Фома? - слабым голосом произнес Иван. От чего мы должны очухаться?
Фома посмотрел на них с легкой насмешкой.
- Слабоваты вы стали на последних этапах нашей гонки, - сказал он. - Там, где надо подумать, посмотреть повнимательнее, почувствовать, наконец, хорошенько, вы, храбрые рыцари и бесстрашные сэры, пасуете. Это вам не мечами размахивать и не дубы кулаками валить...
- Признаю, - сказал Иван, - нашу ошибку. Только разъясни ты нам ее, добрый и умный сэр Фома.
- А ты посмотри на эту рощу сейчас, сэр Иан, - предложил Стихоплет.
Иван повернулся и внимательно поглядел на заветную рощу: она находилась на довольно приличном расстоянии. Видно, далеко забежали, гоняясь за упрямым Фомою.
Присмотревшись, Иван невольно вздрогнул. Деревья выглядели жутковато. Они были напрочь лишены листвы: голые зеленые чешуйчатые стволы, а на них, как и должно, - пасти, зубы, глаза, языки...
Иван выругался про себя. Действительно, болван. Но - как же убедительно они пели!..
- Что это такое, сэр Фома? - подал голос Ланселот. На рощу он смотрел со странным выражением лица. "А интересно, какую колыбельную он услышал?" подумал вдруг Иван и с любопытством посмотрел на рыцаря. Фома кашлянул.
- Это - лес поющих деревьев, - сказал он почему-то несколько смущенно. Поют себе деревья, подзывают всяких олухов... извините, любезные сэры, я хотел сказать- неосторожных путников... те, путники то есть, приходят, ну и... сами понимаете.
Иван еще раз глянул на зубастые деревья и согласился с Фомою.
- Ага, - сказал он, - понимаем. А что, нормальных березок или там рябинок тут у вас не бывает вовсе?
Фома фыркнул и продолжал, проигнорировав вопрос Ивана:
- ...И сожрали бы вас, добрые сэры, и косточек не оставили бы абсолютно...
Иван поморщился и перебил его:
- Спасибо тебе, сэр Фома, просто огромное. Однако давай лучше подумаем о том, как через рощу эту проехать, пока не догнали нас Мерлиновы приятели.
И он показал на горизонт, где уже снова завиднелась зловещая полоса.
- Да, - согласился Фома, - они уже близко. Так что слушайте меня, любезные сэры, очень внимательно. Сейчас мы сядем на коней... то есть вы сядете, потому что я и так в седле... спокойно, повторяю, спокойно проедем через эту рощу. А там и до замка короля Артура рукою подать.
- Как это мы спокойно проедем? - запротестовал Ланселот. - Опять же будет то же самое!.. - Не будет, - терпеливо сказал Фома. - Я заранее заиграю, и вы будете слушать только меня.
- Как-то это не очень надежно, -усомнился Иван. - Я вроде слышал, любезный сэр Фома, что в таких случай надобно залеплять уши воском...
- Можно и воском, - согласился Фома. - У тебя его много?
Иван был вынужден признаться, что вовсе нету.
- А раз так, то садитесь-ка, доблестные сэры, в седла и не рассусоливайте более!
Иван и Ланселот быстро вскочили на коней.
- Ну, - произнес Фома, берясь за свою кифару, - слушайте только меня... и не закрывайте глаз.
Он дотронулся до струн. Ненавязчивая мелодия простой пастушеской песенки сначала разочаровала, потом удивила, а потом - заставила слушать, повела, подбадривая и утешая; не давая пустых обещаний, не заманивая призрачными далями, она направляла вперед, весело сопровождая в пути, распугивая ночные страхи и вечернюю меланхолию, смеясь над тоской и бесполезными обидами.
Иван смотрел по сторонам и удивлялся тому, как он мог желать тихой тусклой гавани, когда есть только веселый путь вперед, есть цель и есть друзья, которые помогут в ;поисках и достижении этой цели. Корявые деревья вокруг злобно щерились слюнявыми пастями, пытаясь издавать мерзкие, невозможные на слух звуки, которые заставляли дергаться, как от зубной боли; ветви старались дотянуться до путников, но лишь бессильно хватали воздух, темнели на глазах и падали на землю, продолжая зловеще шебуршиться в давным-давно опавшей листве.
А музыка вела за собой: она была и впереди, и позади, и сбоку; она не только вела, но и помогала идти, делая ноги легкими, а рассудок ясным; и дорога была чиста, и плавился камень под ногами, и звенели разбитые колокола - так, только так, как могут звенеть разбитые вдребезги вера, надежда и любовь...
