Павел Кузьменко - Система Ада
Дудко выжидательно молчал, отдавая инициативу приятелю. А Зотов долго не мог начать, сидел, широко расставив ноги, теребя нечесаную бороду. В умении рассыпать словесно-политический горох любой, самый захудалый командиришко-зотовофлотец дал бы самому Зотову сто очков вперед. Но сейчас требовалось выразить тяжелую думу, отягощенную к тому же негативными эмоциями.
- Вот что, Федор... - выдавил он, наконец, - у тебя полцарства и у меня. Давай что-то решать. Но менять ничего не будем. Как нами заведено, так и будет.
- Вань, а Вань, ты сам-то понимаешь, чего сказал?
В грубой мужской истерике Зотов схватил Дудко мощной лапой за плечо, потряс:
- - Ты, параша лагерная, на хера газы применил? На хера супротив правил пошел.
- Какие газы?
- Не строй тута мне дурочку, хомячок. Мне мой адмирал доложил, Двуногий, что твои ребята во время боя какие-то газы выпустили. Моих пятьдесят два бойца погибли от газов...
-Ах, это... - Дудко невинно пожал покатыми плечами и улыбнулся. - Тебе что их, жалко стало? С каких это пор? Правнучка чувства пробудила?
- Ты правнучку мою не тронь!
- Не трону, не трону. Так ведь что-то новенькое хоть в нашей войне появилось. Теперь в людишках и страха, и злобы побольше будет. А то совсем закисать стали. Я давно хотел что-нибудь такое.
- А почему я про газы не знал?
- Сюрприз тебе, Ванечка, такой. Володя заказал, и его гонцы специально в Капустин Яр ездили. И риск большой, и деньги большие. С тебя еще должок.
- Я те дам должок! Башка-то у тебя есть аль нет? В пещере боевые газы пускать. Тут, чай, не чисто поле. Теперь еще сколько народу потравится? Ты знаешь, что до госпиталя моего достало, а? Чуть было детей не накрыло.
- Ну и что? - Мякиш лица Дудко вдруг окаменел, точно его опустили в жидкий азот.
- Как - ну и что? - Зотов даже оторопел.
- Иван, мы с тобой уже столько лет играем в живых людишек. И не корчи мне тут Лигу Наций. Может быть, ты себя считаешь еще за человека?
- А за кого же?
- Мне очень жаль, товарищ Зотов, если это так. На самом деле ты ошибаешься. На самом деле мы с тобой давно не люди, а нечто более высшее.
- Что?..
- Да. Не перебивай. Послушай мой план. Я тебя сто лет знаю. Через все грехи с тобой прошел и поэтому тебя уважаю. А то бы... Ладно. Надо воевать серьезнее. Чтобы больше людишек гибло. Пусть героини и не вылезают из быстрых гротов, рожают, как на конвейере. И жить станет веселее, и те, что выживут, станут настоящими чудовищами. А потом выпустим монстров из Соленой пещеры. Прекратим войну между собой, замиримся и начнем большую войну с теми. - Дудко выразительно ткнул пальцем в потолок.
- Как? - теперь очередь быть. напуганным выпала Зотову. - Да там же у них...
- Ничего там у них особенного. Сначала по ночам будем действовать. Уж наши нижние людоеды страху наведут. Вся округа опустеет. Потом и днем привыкнем действовать. А потом притащим каких-нибудь ученых. То есть не каких-нибудь, а самых лучших. Притащим технику и реактор Коломенского откопаем. А уж с ним-то вся Земля будет наша, - последние слова Дудко прошипел, как и подобает суперзлодею, уже с полным на то основанием не считающему себя человеком.
Зотов выдавил из себя улыбку, сел и сложил руки на коленях, с виду расслабившись. Призывая на помощь всю свою житейскую мудрость злого подземного божка, он понял, что глобальные планы Дудко - больная фантастика. И монстры эти из Соленой пещеры - существа неуправляемые. И снаружи у людей такая силища, что не одолеть их никогда. Страху на какой-нибудь район Тульской или Московской области навести можно, но и только. И этот реактор - подальше от греха - лучше не трогать.
Но он слишком давно знал Дудко. Знал, что в этом мягком теле таится железная воля, что это гораздо больше Дудко, а не его, Зотова, заслуга в том, что Система Ада существует именно в таком виде, как сейчас. Тверже всего Зотов понял, что на каком-то этапе ему самому в этих планах собеседника не останется места.
- Слушай, Федор, так ведь грех греху рознь. То, что мы с тобой уже нагрешили, это одно, а то, что ты предлагаешь, - во сто крат больше.
- Какая разница, идиот? Это между убийством одного человечка и двоих пропасть. А между убийством тысячи и десяти тысяч уже никакой разницы. Или ты этого не понял? Или ты не понял, что мы с тобой стоим выше всех грехов? Нам можно всё. Мы свободны. Это же счастье. Уничтожь свою правнучку и докажи, что ты свободен. Или давай я уничтожу ее...
Последнее предложение Зотов как-то пропустил мимо ушей.
- А если я не соглашуся, - насупившись, глядя исподлобья, спросил вечного оппонента Зотов, - что тогда? Война всерьез?
- Ну, - неопределенно скривил губы Дудко, но в глубине глаз его разгоралась ненависть, - не знаю... Мы так давно с тобой дружим, что, может быть, и всерьез.
- До последнего человечка?
- До последнего человечка, если в этом есть какой-то смысл.
Зотов поднялся. Как бы не зная, куда деть свои большие руки, сложил их за спиной, сунул в карманы халата, сложил на животе. Он боялся Дудко. Все-таки всю жизнь боялся. А так жить невозможно.
Дудко сидел на своей кровати, опираясь на руку. Он проследил взглядом за Зотовым, потом посмотрел в сторону. Он тоже всю жизнь боялся Зотова и корил себя за это. Этот огромный мужик - кто он такой, если разобраться? Липецкий колхозник, черноземное быдло, мужик. Правда, воли у этого мужика на семерых хватит. Сам битый, но и других убивавший без всякой пощады.
Но ведь он, Федор Дудко, ни дня в своей жизни не работавший на человеческое государство, не какое-нибудь быдло, а вор в законе, в настоящем старом законе, сын знаменитого еще при царе Николае ростовского вора в законе. И выше его сил бояться вечного своего партнера по игре в войну.
Заметив, что Дудко отвернулся, Зотов, не раздумывая, бросился на него, сцепил руки на жирном теплом горле.
- Вот я, значить, погляжу - какой ты нелюдв, - выговорил он, задыхаясь. - Если подохнешь...
Дудко понял, что проиграл не только секунду. Он пытался напрячь шейные мышцы, отодрать стальные руки от своего горла, брыкаться, попробовать достать Зотова рукой в уязвимое место.
Один пистолет у Дудко лежал под подушкой, другой - в куртке, висевшей на гвозде. Последней мыслью было дотянуться хоть куда-нибудь из самого мрачного омута, куда его, как живучее тесто, старательно запихивали сильные руки Зотова, извечно пахнущие землей. Здесь, в Системе Ада, всегда пахло землей...
Кате нравилось в маленькой общине сумасшедших. Дядя Юра, тетя Даша, поющая девушка без имени, недавно попавший сюда поэт Штам, все пытавшийся вспомнить, какие он когда-то сочинял стихи не про Зотова, и пожилой цирковой жонглер, еще умевший жонглировать тремя предметами, жили воспоминаниями. Только нелюдимый, заторможенный, вонючий мужчина не принимал участия в общих беседах. Чаще всего на голодный желудок рассказы о прошлом, даже выдумки, уносили их из подземелья на свободу. Эти истории рассказывались по сотне раз, и людям даже снились чужие сны.
