Жанна Пояркова - Фрагментация памяти
– Что скажешь?
Он швырнул упаковку и резко встал.
– Взломать? А вам не кажется, что это становится несколько однообразным? Я не хочу его взламывать. Я собираюсь на него поработать.
Двенадцать
Мы подобрались друг к другу слишком близко, это пугало. Священник был не из тех, кто способен долго оставаться предсказуемым, прямые дороги вызывали у него отвращение. Наши с ним передряги были разновидностью выживания, а с появлением Стар и Мэда он оказался вовлеченным в священную войну. Пора было сделать шаг назад, скрыться в тени, все забыть и прожить еще вечность перед тем, как понять, что других людей не существует. Если бы нам приходилось умирать от голода, прятаться в катакомбах, продавать органы или терпеть пытки, мы бы удержались. Но не происходило ровным счетом ничего. Тишина ничем не разразилась. Весь свинец истратили не на нас. Мы начали искать трещины на штукатурке друг друга, и их было очень легко отыскать.
Гарри не только ушел, но и прихватил чипы, которые я взял из куба, – ему нужно было чем-то купить Кларка перед тем, как он захочет пойти на сделку. Я недооценил желание бывшего священника оставаться закрытым; он не собирался жить рядом с людьми, которые знали о нем чересчур много. Он избавился от нас с облегчением и приятной злостью, парадоксально не переставая считать приятелями. Думаю, Гарри предал нас просто для того, чтобы узнать, что почувствует.
Джокер воспринял новость так же спокойно, как воспринимал практически все; Стар хищно щурилась. Гарри так убедительно отыграл самозванца, что расспрашивать его казалось лишним. Кларк пустит чипы в оборот ради выручки, и я не мог понять, как это можно предотвратить. Самое неприятное заключалось в том, что Гарри не исчез окончательно – он появлялся и теребил испорченным обаянием, хотел, чтобы мы лавировали вместе с ним, оставаясь на удобном расстоянии. Бывший священник старался перетянуть нас на свою сторону по той же причине, по которой дурачил уличные отбросы, – ему это нравилось. Он подбирался к каждому по отдельности и жонглировал противоречиями. Это злило.
– Я не понимаю, почему ты решил сдать именно сейчас.
– Попробуй сам, это освежает, – предложил он. – Словно подстричься или купить новую рубашку.
– Еще немного – и ты начнешь жаловаться, что тебе не с кем поговорить. Что тебе нужно от Стар?
– Стар – ходячая инфекция, но использует свои возможности слишком узко. При этом она не такая однообразная, как ты. У нее хороший нюх на людей, так что я верил, что она еще может быть полезна. Но после нескольких попыток понял, что ошибался, – интерес к джокеру ее разлагает. Ей как создателю религий очень хочется самой поверить во что-нибудь, а я не переношу мифы. Я слонялся по этому городу, обманывая лохов, с самого детства. Сейчас я могу просто брать порошок и жать на кнопки, за минуты добиваясь того, на что раньше уходили недели. В глобальном смысле – неплохой обмен.
– Верни чипы.
– Я отправил их в Центр. Если хитрожопый подонок Кларк не обманул, доля прибыли будет принадлежать мне. Судя по первым впечатлениям от содержимого, я скоро стану богатым парнем. Любопытно, что при этом чувствуешь. Могу пожертвовать немного на ваше сопротивление.
Я промолчал, прикидывая, что можно сделать, но способ помешать священнику был один – оседлать бульдозер, поднять черно-красный флаг, разнести чужую крепость. Слова Гарри разрушали. Для него побег через задний ход был возможностью вырваться из сферы взаимной зависимости, которая ему не подчинялась, но признаваться в этом бывший священник не хотел. Вражда казалась ему неплохим способом сменить расстановку фигур.
– Уверен, что ты сейчас раздумываешь над ретроклубами и настоящей музыкой, над тем, как стереть Среду и восстановить справедливость, – нарушил затянувшееся молчание он. – Но вот скажи мне честно, когда ты в последний раз брал в руки гитару? Когда у тебя вообще возникала нужда в чем-то натуральном?
Вопрос застал меня врасплох. Последние операции вытягивали из нас все силы до последнего, так что война со Средой отодвинула музыку на задний план. Гарри затянулся:
– Я решил, что вам нужны трудности, и теперь они есть. Если бы я остался хотя бы на пару недель дольше, спятил бы от клаустрофобии. Ваши идеи делают воздух чересчур многозначительным, меня от этого трясет.
– Неплохая попытка выдать трусость за личный кодекс. Ты думаешь, что можешь спокойно продолжать разыгрывать проповедника подальше от края, но когда Тиа-Сити лопнет, делать это станет негде. Что касается рыжей, то не ты ли отправлял ей сообщения, словно она единственная, кто способен тебя понять?
– Нет. Это еще был не я.
Я отключился. Гарри хотел переиграть партию, все перемешать, чтобы каждый смог заново выбрать свое появление. Заставлять его ждать было невежливо – на следующий день мы переехали, свернув старые каналы связи. Без помощи у священника не было ни одного шанса найти нас снова Он мог сдать нас, но я даже не рассматривал эту возможность всерьез – в тот момент, когда мы сгнием с исцарапанным таблетками горлом или будем наблюдать за тем, как схлопывается Среда, Гарри не упустит возможность поставить точку.
Задолго до первой встречи с ним меня часто преследовало ощущение пустоты, бреши в пространстве, за которой не существует совершенно ничего. Как будто через пробоины в тумане на тебя смотрит нечто огромное и непобедимое, безличная тишина мира. Вместе со священником-трикстером противостоять ей было гораздо проще. Мы кидали пьяные оскорбления, пусть ничем не подкрепленные, прямо в гладкое лицо небытия. Сейчас я чувствовал себя так, словно от меня что-то отрезали. Джокер отправился домой, чтобы решить какие-то домашние проблемы, Стар вернулась в Корпорацию. Хотя психодизайнеры пользовались огромной свободой, ей необходимо было появляться и отдавать материал. Я остался один в очередной съемной каморке, попав в начало, и мне было трудно поверить, что когда-то я месяцами сидел один в порту прежде, чем мы с Гарри шли в «Гейт» или ошивались по району в поисках происшествий.
Фраза про музыку не выходила из головы. Я ведь даже не заметил, как увлекся Средой настолько, что забыл про то, что всегда считал самым важным. Мне стало вполне достаточно думать о музыке, а не создавать ее. Держа на коленях гитарный корпус, я не мог заставить себя переключить тумблер – это выглядело бы так, словно я хочу отметить пункт и смыть подозрения, сделать вид, что ничего не происходило. Зомби поскрипывал в углу, и я пытался разыскать выход, придумать действительно стоящий план, рассеянно разглядывая его металлическое туловище. Чтобы избавиться от чувства, что мы всего лишь растягиваем агонию, стоило изобрести что-то грандиозное.
